ЛЕОНИДЫ

А ещё всякий раз, когда она жаловалась ему на замотанность и усталость, он доставал свой последний козырь в борьбе за их отношения. Давай уедем к морю? Сейчас. Бросив все дела и навязчивые звонки телефона. Всё что нужно, это просто сказать – да. И завтра-послезавтра они уже смогут оставить цепочку следов на песчаном пляже тёплого побережья. Но она всякий раз говорила – нет, находя всё новые и новые, ничего не значащие причины. И он сдался. Признал своё бессилие вернуть себе тепло этой девочки. Осознал, что потратил на эту борьбу все силы, которыми напитали его несколько первых недель их любви. Она подарила ему море энергии и света, она же забрала их обратно. Захватив даже немного больше – всю нерастраченную им нежность и любовь, в которых несколько лет до неё уже никто не нуждался.

Тогда впервые он сам захотел закончить эти отношения. И чтобы забыть её, уехал к морю. Один. А вот теперь, двенадцать лет спустя, он вновь мысленно вернулся в те дни и, ведомый всё ещё свежими воспоминаниями, рассказывал её телефону свою очередную исповедь.

«…Люди встречаются и расстаются. И любовь это подарок, но не обязанность. Я был благодарен тебе за то, что ты подарила мне это чувство. Но ты ускользала. И мне ничего не оставалось, как отпустить тебя в твою жизнь, в которой для меня уже не было места.

Конечно, я не рассчитывал, что забуду тебя на следующее утро. Но за два с половиной месяца ожидания и за месяц безответных попыток вернуть тебя после твоего возвращения из Америки я постепенно перестал задыхаться и начал просто дышать, зная, что тебя нет рядом. Ты сказала, что не поедешь со мной на море. Потому что… В общем, не поедешь и всё. Я уехал тогда один.

Я не помню ни моря, ни солнца. Я помню, как по сто раз на дню пытался забыть тебя. Это была сложная задача, но я старался. Впрочем, мне не удалось удержаться от соблазна привезти с собой ещё один шанс увидеть тебя. Маленький подарок. Кулон из какого-то необычного коралла. Мне он действительно очень понравился. И я с готовностью обманул себя сам. Убедил, что это сувенир. Просто знак внимания, который люди обычно привозят из отпуска своим знакомым. Но одновременно я точно знал, что это будет повод. Надежда. Шанс… увидеть тебя ещё один раз».

Глава 10. Разговор

Я опять сижу на той же кухне. Сигарета в руках, привычная чашка кофе на столе. Напротив, на стене, часы отмахиваются секундной стрелкой от норовящих пристроиться на циферблате комаров. Август. Конец августа за окном.

Он устало опёрся головой на сомкнутые ладони. Молчим.

Обычно это он спрашивает меня, почему я выгляжу таким уставшим и всё ли у меня хорошо? Но сейчас я понимаю, что ему нужна моя поддержка. Ему! От меня. Никогда бы не подумал, что это возможно. Я даже не знаю, с чего начать.

– Устал? Что-то случилось на работе?

– Да. Кое-что… Ей стало хуже.

– Кому, дед?

– Помнишь, я пару месяцев назад рассказывал тебе про одну мою пациентку?

– Ну, да… Что-то такое помню, – соврал я.

– Обычная операция. Сделали ещё в конце мая. Таких операций я делаю неисчислимое количество за год. Но тут что-то не сложилось. Вначале всё было хорошо. Но потом… Уже несколько недель мы не можем справиться с осложнениями.

Я изобразил сочувствие на лице, пытаясь скрыть за этим свою растерянность. Ну ничего я не понимаю в медицине. Ничего. Что сейчас не скажу – всё будет глупо и невпопад.

– Жаль, дед. Правда. Мне очень жаль. Но если ты так будешь переживать из-за каждой пациентки…

– Она не каждая!

Он долго смотрел на меня, после чего, покопавшись во внутреннем кармане пиджака, достал и протянул мне немного помятую от долгого ношения фотографию. А сам, закурив сигарету, стал сосредоточенно изучать свои отполированные до блеска и аккуратно подстриженные ногти оперирующего всю жизнь хирурга.

Симпатичная, да. Но не более того. Большие серо-голубые глаза, хрупая фигурка, обаятельная улыбка. Симпатичная, но сейчас по летним улицам таких красоток ходит немало. И что это дед так из-за неё распереживался?

Я ещё немного покрутил в руках фотографию и положил на стол, подвинув её ближе к деду. Порыв ветра отдернул занавеску, проложив путь скрытому до поры до времени за тучкой лучу света. И я вздрогнул.

Нет, конечно, это была не она. Нет. Точно не она. Но что-то неуловимо похожее и при этом неотвратимо узнаваемое было в девушке на фотографии и в той, которая когда-то майским вечером захватила моё сердце. А затем разорвала его в клочья. И потом ещё много лет не давала ему срастить, срывая редкими, но регулярными напоминаниями о себе чуть схватывающиеся запекшимися воспоминаниями шрамы.

– Узнал? – вопрос деда привёл меня в смятение окончательно.

Я, конечно, был с ним откровенен и обычно не скрывал ничего, включая мои сердечные дела. Но он не мог знать, как выглядит та, к которой я обращал строки своих электронных писем, задыхаясь от бесконечно затянувшейся разлуки.

– Дед… Это невозможно! Это просто не может быть она. Она сейчас даже не в этой стране.