ЛЕОНИДЫ

…Я стал задыхаться. Я понял, что эти фразы – не красивая метафора. Это абсолютно реальные физические ощущения. Я стал задыхаться без тебя. Мне не хватало воздуха. Я никогда раньше такого не ощущал. Я понял, что не могу без тебя жить… И сознавая, что с момента твоего отъезда прошло всего лишь несколько дней, я испытал реальный ужас от того, что впереди мне предстоит ждать тебя ещё целых семь-восемь недель. Я не мог представить, как проживу их в этом удушье от расставания с тобой?!»

Она всё шла, шла и шла… Изумрудные луга, по которым ранее пролегал её путь, сменились каменистой пустынной дорогой, уходящей куда-то за горизонт. Она ещё оборачивалась в надежде разглядеть мягкие травы, колышущиеся там, позади, под ветром её счастья. Но со всех сторон её окружали лишь серые бесцветные пейзажи, раскалённой сковородой источающие пыльное марево, которое чем дальше от неё, тем больше становилось похожим на зеркальную плёнку, слипшуюся с землей у линии горизонта.

Иногда ей казалось, что она не одна. Иногда, искажённо и расплывчато, словно неуверенный в своей правдивости мираж, она видела бредущую вдалеке одинокую мужскую фигуру. Если это и правда был не обман зрения, а кто-то такой же реальный, как и она сама, то, похоже, их дороги вели в одном направлении. То сближая, то удаляя друг от друга. Она не была уверенна в реальности своего видения и поэтому даже не пыталась преодолеть разделявшее их расстояние, понимая, что отдаст этому последние силы. А он, тот другой, если и был реален, наверное, просто не мог заметить из своего далёка её хрупкий силуэт на фоне каменистой пустыни.

С каждым шагом идти ей становилась всё труднее. Камни острыми осколками впивались в её ноги. А палящее солнце нещадно жалило её тело, каждый его дюйм, до которого только могли дотянуться раскалённые лучи. Она почти обессилила, когда откуда-то издалека порыв ветра донёс размытые голоса.

– Доктора! Позовите доктора!

– Что с ней?

– Неожиданно стала задыхаться… Потеряла сознание.

– Срочно в операционную!

Топот множества ног в коридоре. Яркий свет в проёме распахнувшейся двери. Чьи-то руки перекладывают её на каталку. Мелькание коридорных ламп и вновь уже знакомая стерильная прохлада операционной. Ей больно. Ей очень больно…

«…Ты оказалась вплетена в меня, в мою душу, в мою жизнь намного больше, чем я думал. И твой отъезд вырвал с мясом часть меня. Почему я сразу не почувствовал эту боль? Я не знаю. Может, в первые дни это было как шок, без ощущений. Но потом осознание нагнало меня.

Я считал дни. И если на рабочей неделе я ещё мог чем-то отвлекать себя в офисе, то в выходные… был АД! Я сидел и неотрывно смотрел на секундную стрелку часов, а она, как назло, еле-еле ползла по циферблату.

Помнишь, я тогда прислал тебе стихотворение… Оно начиналось словами (я помню его до сих пор, потому что не забыл, из каких физических ощущений родились эти строки):

«Время тянется резиной, бег часов – как тихий шаг, а до встречи, до любимой, миллионы раз тик-так».

Она не могла понять, сколько времени прошло. Минута? Дни? Месяцы? Силы почти оставили её, когда она увидела, что кто-то приближается к ней со стороны солнца. И чтобы разглядеть, она мучительно, до слёз, всматривалась, превозмогая резь в воспалённых глазах. Быть может, это был тот одинокий незнакомец, который, наконец, заметил её? Но сколько бы она не старалась, яркое сияние вокруг фигуры не позволяло распознать хоть какие-то черты.

Вдруг она осознала, что её боль… не то что бы утихла, скорее, перешла в некое параллельное измерение, существуя сама по себе как бы вне её и даже почти не беспокоя. А раскалённое солнце, цеплявшее острыми лучами ещё минуту назад, убавило свой пыл, признав превосходство приближающегося к ней сияния.