Ответ на свой вопрос я получил буквально через секунду после того, как за медсестрой закрылась дверь, — Глеб упал на кровать, морщась от боли, и проклятый свет вдруг погас. Или наоборот — сначала погас свет, а потом Глеб упал. Этого я не заметил, потому что до меня наконец дошло, что это за свет, и удивление на некоторое время заняло все мои умственные резервы. Конечно, будь я поумней, я бы давно догадался, что источник этого мучительного свечения не какое-то там электричество, а сам Тритрети.
Я поморщился, представив, что чужой свет, просвечивающий насквозь все мысли и чувства Глеба, сопровождает его повсюду на протяжении двадцати четырех часов в сутки, за исключением тех восьми минут, которые он, опять же по прихоти Тритрети, проводит, корчась от боли.
Я в очередной раз порадовался, что не оказался на месте брата. Хотя, возможно, у меня еще все впереди.
Нахлынувшее сочувствие я отогнал, прекрасно понимая, что жалости Глеб мне никогда не простит. Не хватало еще заиметь такого врага, как он.
В общем, я бездарно потратил на все эти удивления и душевные метания пять драгоценных минут. Пытаться привидеться Глебу за оставшееся время было бессмысленно, так что я просто смотрел, как он свернулся на кровати, поджав ноги к груди и спрятав лицо. За секунду до того, как снова вспыхнул свет, Глеб вытянулся на спине и надел маску абсолютного спокойствия, которую он демонстрировал Федерации всю свою жизнь. Хотя его боль и не ушла полностью. Я ее видел.
В этом весь Глеб. Гордость — его источник силы, тот краеугольный камень, на который он опирается, чтобы не рухнуть в бездну.
Я никогда не мог понять, что является таким источником для меня. Что меня держит на плаву?
Силы были на исходе, и я вернулся обдумывать этот вопрос в свое тело.
Уже оказавшись на столе, я понял, что переоценил свои возможности, путешествие далось мне дорого — моему телу даже дышать удавалось с трудом. О том, чтобы предпринимать такую вылазку на следующий день, и речи не шло. Надо было отдышаться.
Появившись в очередной раз, Тритрети заметил мое состояние, осмотрел знаки на моей груди и, к моему огромному облегчению, сделал неверные выводы:
— Похоже, ты начинаешь сдавать, мой упрямый друг. Думаю, уже очень скоро мы сможем поговорить об условиях нашего будущего сотрудничества.
Я забился глубоко во тьму и провалился в сон.
Марго
Марго очень старалась, но за последующие два дня ей так и не удалось придумать ничего стоящего. Все ее идеи о том, как найти таинственного Глеба, сводились к тому, чтобы снова связаться с Розой, которая могла бы поделиться информацией, но она так и не смогла найти в интернете никаких намеков на местонахождение «Кристы». В связи с собственными неудачами на поприще сыска фонтанирующий энтузиазм Нины особенно раздражал.
— У меня уже есть план! — похвасталась Нина за обедом в четверг. — В субботу мне нужно будет кое-что раздобыть, и уже в воскресенье я попаду в институт!
— Классно! — тщательно скрывая нотки зависти, отозвалась Марго. — И в чем же суть твоего плана?
— Он пока на стадии разработки, — отмахнулась Нина, — все узнаешь в свое время. Кстати, почему мы с тобой всегда сидим, забившись в угол за этим маленьким столиком?
— Ну, во-первых, потому что мы не любим людей, а во-вторых, потому что, раз нас с тобой двое, этот столик нам в самый раз, — ответила Марго, даже немного обидевшись на подругу, так явно и неуклюже сменившую тему.
— И ты собираешься всю жизнь просидеть в углу? — не унималась Нина.
— Не вижу в угловом столике никакой проблемы, — пожала плечами Марго, — знаешь ли, не место красит человека, а человек место!
Марго показалось, что вопрос со столами исчерпан, но, как выяснилось, тема места под солнцем глубоко запала в травмированную душу Нины. Ужин Марго пропустила, ей не терпелось вернуться к компьютеру и продолжить поиски, но она лишь в очередной раз вынуждена была признать, что Шерлок Холмс из нее никакой.
«Скорее всего, участники "Кристы" проводят почти все время в Леонтоподиуме, а в нашем мире появляются только на период гастролей, — размышляла девушка. — Если концертов нет, то и делать им тут нечего. А концертов в ближайшее время не предвидится».
А за завтраком Марго далеко не сразу нашла подругу. Нине пришлось окликнуть Марго и настойчиво помахать рукой. Причин для этого было три. Во-первых, Нина оккупировала центральный стол на восемь человек и восседала там в гордом одиночестве. Во-вторых, изгнанная со своего места клика Анюты сдвинула столы у окна, чтобы сидеть всем вместе, что внесло хаос в привычную схему столовой. Ну и в-третьих, Нина перекрасилась в блондинку.
Марго молча плюхнулась напротив подруги, поглощающей третий кусок торта.
«Соберись, трусиха!» — приказала она себе и заставила себя произнести вслух застрявшую в горле фразу:
— Нина, дорогая, тебе срочно надо к психологу!
— Это еще зачем? — осведомилась Нина, пододвигая к себе четвертый десерт. — Чизкейк будешь? Я специально для тебя взяла.
— Нет, спасибо. Как ты себя чувствуешь? Зачем ты покрасилась? Опять пытаешься получить от жизни все?