Лепестки камелии

И даже этот её интересный мужчина — и он посмотрел. Взгляд его поросячьих глаз мне не понравился. Почему я раньше не видела его в свите матери?

Нет, кусок у меня в горле от этих взглядов не застрял. Я бы даже сказала, наоборот — аппетит разыгрался.

— Как видите, Драгоценная, наш сын здоров, — тоном «заметь, я его не уморил, как ты предсказывала» сказал император.

— Он привык к кухне моей родины, — отозвалась королева. — Кушай, Ичи, бедный мой, ты так исхудал.

Я кивнула и цапнула ещё ломоть мяса с тарелки. Блин, это лучше шашлыков на даче!

— Вы хотите отправить его в монастырь, Благословенный? В суровые условия, к которым он не готов? Мне начинает казаться, что вы хотите извести нашего сына.

— Что вы, Драгоценная, — фыркнул император. — Я лишь проникся вашим трактатом «О святости». Каждому, кто торопится примерить венец, неплохо вспомнить, что такое тяжёлый труд, не правда ли?

Я подумала и стянула пару мясных лепёшек в масле. К чёрту, что испачкаюсь. Тяжёлый труд? Вспомнить? Можно подумать, устраивать против него переворот было легко!

— К тому же, это временная мера. Ичи отдохнёт в монастыре Великой Благодати, совсем недалеко от столицы, Драгоценная. Вы сможете его навещать. А мы пока выберем ему невесту.

— Вы говорите так, словно наш сын отправляется в тюрьму. — Королева изящно подхватила с блюда мандарин и принялась медленно его чистить.

Что характерно, ни она, ни император друг на друга не взглянули. До сих пор.

— Ну что вы, Драгоценная! Ичи последнее время много работал над государственными проектами, ему необходим отдых.

О как! Переворот — это государственный проект.

— В таком случае я отправлю с Ичи моих лекарей, — сказала королева.

Император снова посмотрел на плосколицего и поинтересовался:

— А это чудо природы в их число тоже войдёт?

Повисла пауза. «Чудо» улыбалось. Я ела. Королева чистила уже второй мандарин.

— Это чудо, о Благословенный, — сказала она наконец, — зовут Угэдэй. Он приехал с границ вашей прекрасной империи. И рассказал мне страшные вещи, от которых меня до сих пор мучают кошмары.

— Ну так пусть и мне расскажет, — воодушевился император. — Я люблю кошмары.

Но Угэдэй застеснялся и не стал ничего говорить. Королева взмахом руки отправила его в угол, к ширме (оттуда немедленно кто-то сбежал, наверное, евнух) и протянула императору мандарин.

На который «папа» уставился как на таракана. Потом взял. И брутально так раздавил. Прямо на мою дощечку с мясом.

А мать эту дощечку немедленно смахнула. И на меня взглянула строго так.

— Ичи, я думаю, тебе хватит. Обязательно напиши, как доберёшься до монастыря. И я всё же отправлю с тобой моих гвардейцев.

— Как вам будет угодно, — отозвался император, глядя, как с ломтиков мяса стекает мандариновый сок.

— Благодарю, матушка, — улыбнулась я и, опустившись перед ней на колени, поцеловала руки.

— Ну-ну, Ичи, — рассмеялась королева. — Береги себя, любимый.

Я не торопилась уходить и успела увидеть, какой взгляд император бросил на бывшую супругу, которая смотрела только на меня.

Кажется, он до сих пор её любит. Возможно, даже очень любит. Клянусь, так же я смотрела на Ли.

И не смотрела, когда прогоняла…

Какие страсти тут кипят!

В монастырь — и впрямь под боком у столицы — меня доставили уже к вечеру. Мамины гвардейцы недобро косились на императорских, те роптали, и я всё ждала, когда начнётся драка.

Не началась.

Свиты со мной не было — кроме верного Ванхи… Чья верность, если честно, начала вызывать вопросы даже у меня. Выполнять мои приказы максимально быстро и эффективно — это ещё допустим. Но умереть за меня? Да неужели? Кто ему принц? Спали они пару раз, до моего, хм, прихода, как я поняла, но и только. Особой чистой и вечной любви между ними не было. Да и не могло быть.

И самое время было задаться этим вопросом, но я же не машина — меня потряхивало после семейного обеда. И также сильно съедало любопытство: мы ехали в карете, запряжённой не лошадьми, а быками (вроде как здесь все так делают), а вокруг, когда кончился город, раскинулись поля. Бескрайние поля высокой травы, по которой ветер гнал зелёные волны, и над всем этим висело небо голубым шатром. Я мечтала выбраться из душного экипажа и пробежаться по траве. Забыть, что на мне снова белое одеяние — для покаяния. И не думать, что вот-вот между гвардейцами вспыхнет драка, и кому, интересно, её разруливать, как не принцу?

Почему бы меня просто не оставить в покое? Император мог бы сослать меня в какую-нибудь далёкую провинцию, дать её в управление (чисто номинальная должность, руководил бы ею императорский наместник). И никуда бы я не дёргалась. Так бы далеко жила, что убийцы бы меня не достали, и вообще бы никто не достал…

Наверное, такое место только на том свете существует.