Лепестки на ветру

— Миссис Джулиан Маркет?

Я чуть-чуть опомнилась и потерла глаза.

— Да, это я.

Говорившая со мной женщина назвала больницу на другом конце города.

— Миссис Маркет, не могли бы вы как можно быстрее приехать? Если можете, то пусть за рулем будет кто-то еще. Ваш муж попал в автомобильную аварию и до сих пор находится в операционной. Захватите с собой его страховой полис, удостоверение личности и все истории болезни, какие у вас есть… Миссис Маркет… Вы слушаете?

Нет. Я не слушала. Я вновь оказалась в Гладстоне, штат Пенсильвания, и мне было 12 лет. По подъездной аллее от белой припаркованной машины шли двое полицейских… Они стремительно приближались, чтобы прервать праздник в честь дня рождения сообщением о гибели папы. Убит в перестрелке на Гринфилдском шоссе.

— Крис! Крис! — заголосила я, боясь, что он ушел.

— Я здесь. Бегу. Я знал, что тебе понадоблюсь.

В тусклый и одинокий предрассветный час мы с Крисом приехали в больницу. Нас усадили в одной из этих стерильных приемных, где мы стали ждать известий о том, выжил ли Джулиан после аварии и операции. Наконец, около полудня после долгих часов в реанимации Джулиана перевезли вниз.

Его положили на функциональную кровать, этакое пыточное сооружение, подвесив при этом правую ногу, закованную в гипс от пальцев до бедра. Левая рука тоже была сломана, загипсована и странным образом вытянута. Бледное лицо все в рваных ранах и кровоподтеках. Губы, всегда такие полные и алые, были так же бледны, как и кожа. Но все это не шло ни в какое сравнение с его головой! Я не могла смотреть на это, не холодея. Голову Джулиана обрили и просверлили в черепе маленькие дырочки, чтобы зацепить за них металлические скобы и оттянуть его голову назад и вверх. Кожаный воротник, подшитый ворсистой тканью, был закреплен у него на шее. Сломанной шее! Плюс перелом ноги, сложный перелом предплечья, не говоря уже о внутренних повреждениях, из-за которых он три часа провел на операционном столе!

— Он будет жить? — воскликнула я.

— Он в списке тяжелых больных, миссис Маркет, — ответили мне очень спокойно. — Если у него есть другие близкие родственники, мы бы советовали вам с ними связаться.

Мадам Марише позвонил Крис, потому что я смертельно боялась, что Джулиан в любой момент может испустить последний вздох, и я упущу единственную возможность сказать ему о своей любви. А если бы такое произошло, я была бы проклята, и его дух смущал бы меня всю оставшуюся жизнь.

Шли дни. Джулиан то приходил в себя, то снова впадал в беспамятство. Он смотрел на меня тусклыми, невидящими глазами. Иногда говорил, но хриплым, грубым голосом и настолько невнятно, что я не понимала его. Я простила ему все мелкие прегрешения, да и крупные тоже, как это надлежало сделать, если смерть стоит у порога. Я заняла соседнюю палату, где могла урывками передохнуть, но ни разу не спала всю ночь. Мне надо было быть рядом с Джулианом, когда он приходил в сознание, чтобы побуждать его бороться за свою жизнь, но более всего мне надо было сказать ему то, о чем я раньше упрямо молчала.

— Джулиан, — шептала я голосом, севшим от того, что я так часто повторяла одно и то же, — пожалуйста не умирай!

Наши друзья, танцоры и музыканты, толпами появлялись в больнице, стараясь утешить меня, как только возможно. Палата Джулиана была заставлена цветами от сотен его почитателей. Из Северной Каролины прилетела мадам Мариша и проследовала в палату, облаченная в чудовищное черное платье. Без тени скорби она воззрилась на своего единственного сына, лежавшего в беспамятстве.

— Лучше уж ему сейчас умереть, — произнесла она без всякого выражения, — чем очнуться и увидеть, что он калека на всю жизнь.

— Как вы смеете? — взвилась я, готовая ее ударить. — Он жив и вовсе не безнадежен! Его спинной мозг не пострадал! Он еще будет ходить и будет танцевать!

Жалость и чувство обреченности внезапно овладели ей, заставив заблестеть ее черные-черные глаза, и в тот же миг она разрыдалась. Женщина, похвалявшаяся тем, что ни разу в жизни не заплакала и не выказала горя, всхлипывала у меня в объятиях.

— Скажи еще раз, что он будет опять танцевать, о, только не лги, он должен опять танцевать!

Миновало пять кошмарных дней, прежде чем взгляд Джулиана стал настолько ясным, что он смог по-настоящему видеть. Не имея возможности повернуть голову, он повел глазами в мою сторону.

— Привет.

— Привет, соня. Я уж было думала, ты никогда не проснешься.

Слабая ироническая улыбка появилась у него на лице:

— Не Бог весть какая радость, Кэти, милочка, — он покосился на свою вытянутую ногу в гипсе. Лучше быть мертвым, чем вот таким.

Я встала и подошла к его кровати, состоявшей из двух широких полос грубого полотна, натянутых на стальные прутья, с подстеленным внизу матрасом, который можно было опускать вниз, чтобы подкладывать судно. Это была жесткая, совсем не пружинящая постель, но я очень осторожно пристроилась рядом с ним и погрузила пальцы в нерасчесанный колтун, оставшийся у него на голове. Другой рукой я погладила его грудь.