Лепестки на ветру

— Джул, но ты не парализован. Твой спинной мозг не разорван и не расплющен, даже кровоизлияния нет. Он, условно выражаясь, просто в шоке.

Джулиан мог бы дотянуться и обнять меня уцелевшей рукой, но она осталась неподвижной.

— Лжешь, — горько произнес он. — Я ни черта не чувствую ниже пояса. Как и твою руку на груди. И убирайся отсюда куда подальше! Ты меня не любишь! Дождалась, когда я вот-вот должен окочуриться, и явилась разливаться соловьем! Мне твоя жалость не нужна, уби— райся к дьяволу и не приходи!

Я встала и взяла свою сумочку. Я плакала, и он плакал, уставившись в потолок.

— Чтоб тебе провалиться за то, что разнес квартиру! — взорвалась я, снова обретая дар речи. — Всю одежду мою разодрал!

Я рвала и метала, придя в ярость и мечтая исхлестать и без того опухшие, разукрашенные синяками щеки.

— Черт бы тебя побрал! Поломал все самое красивое! Помнил ведь, как заботливо мы выбирали эти лампы, все! эти вещицы, стоившие бог знает сколько. Сам знаешь, мы] хотели оставить их в наследство детям. А теперь нам нечего им завещать!

Он удовлетворенно усмехнулся:

— Ага, нечего и некому, — он зевнул, как бы отпуская меня восвояси, но я не хотела уходить. — Слава Богу, хоть детей нет. И никогда не будет. Можешь получить развод.

Выходи замуж за какого-нибудь сукина сына и устрой ему такую же скверную жизнь.

— Джулиан, — проговорила я с невыносимой печалью в голосе. —Я действительно устроила тебе скверную жизнь?

Он пропустил мой вопрос мимо ушей, не желая отвечать, но я спрашивала его снова и снова, пока не вытащила из него:

— Пожалуй, не совсем скверную. Раз-другой что-то было…

— Только раз-другой?

— Ну… может быть чуть чаще. Но тебе не придется остаться при мне и заботиться об инвалиде. Уходи, пока не поздно. Сама знаешь, каков я. Изменял тебе направо и налево.

— Изменишь еще раз, и я душу из тебя выну!

— Уходи, Кэти. Я устал, — под действием всех этих успокоительных, которые ему давали глотать и кололи, он говорил совсем сонно. — Заводить детей. — дело не для таких, как мы.

— Не для таких, как мы?

— Да, как мы.

— А чем мы отличаемся от других?

Он рассмеялся издевательски и горько одновременно.

— Мы не настоящие. Не принадлежим к человеческой расе.

— И кто же мы тогда?

— Пляшущие куклы, вот и все. Пляшущие дурачки, боящиеся стать настоящими людьми и жить в реальном мире. И от того предпочитающие фантазии. Ты разве не знала?

— Нет, не знала. Я всегда считала, что мы настоящие.

— Это не я расправился с твоими вещами, это Иоланда. Я, правда, смотрел, как она этим занимается.

Он выкладывал все, как есть, и я ощутила омерзение и испуг. Была ли я и вправду всего лишь танцующей куклой? Смогла ли бы я найти свой путь в реальном мире за стенами театра? В конце концов намного ли лучше я справлялась с жизненными трудностями, чем мама?

— Джулиан… Я люблю тебя, честное слово люблю. Я действительно считала, что люблю другого, потому что менять старую любовь на новую казалось мне противоестественным. Маленькой девочкой я верила, что любовь приходит лишь однажды, и что такая любовь — самая возвышенная. Я думала, что если кого-то любишь, то никогда уже не будешь любить никого другого. Я заблуждалась.

— Убирайся и оставь меня в покое. Я не хочу слышать, что ты там хочешь мне сказать, теперь не хочу. Теперь мне плевать.

Слезы текли по моему лицу и капали на него. Он закрыл глаза, отказываясь видеть и слышать. Я наклонилась его поцеловать, но его крепко сжатые и неподвижные губы не ответили мне.

— Брось! Меня тошнит от тебя! — отрезал он.

— Я люблю тебя, Джулиан, — рыдала я. — Прости меня, если я поздно поняла и призналась в этом, но не делай так, чтобы было слишком поздно. Я жду от тебя ребенка, четырнадцатого в старом роду танцоров и ради него одного уже стоит жить, даже если меня ты больше не любишь. Не закрывай глаза и не притворяйся, что не слышишь, потому что ты будешь отцом, хочешь ты этого или нет.

Он перевел на меня взгляд черных блестящих глаз, и я поняла, что они блестят из-за стоящих в них слез. Слез разочарования или жалости к себе, не знаю. Но заговорил он мягче, и в голосе его прозвучало нечто, похожее на любовь.

— Советую тебе избавиться от него, Кэти. Число четырнадцать не счастливее тринадцати.

Всю ночь Крис держал меня в объятиях в соседней палате.

Я проснулась рано утром. Иоланду в момент аварии выбросило из машины, и в тот день ее должны были хоронить. Я осторожно высвободилась от Криса, поудобнее устроила его свесившуюся голову и улизнула, чтобы заглянуть к Джулиану. В его палате дежурила ночная сиделка, которая мирно спала, сидя у его кровати. Я стояла в дверях и разглядывала его в неверном, зеленоватом свете накрытой полотенцем лампы. Джулиан спал, крепко спал. Трубка капельницы тянулась к его руке, скрываясь под простыней. Почему-то капельница привлекла мое внимание. В ней была какая-то бледно-желтая жидкость, больше напоминавшая воду, настолько быстро она вытекала. Я бросилась назад и затрясла Криса.