Лепестки на ветру

Я обняла его крепче. Я всегда любила его, даже когда была женой Джулиана. Казалось, никто кроме него не способен был отдать мне всего себя.

— Мне хочется лечь с тобой, Кэтрин, пока не пришла Кэрри.

Мы быстро избавились от одежды. За годы, прошедшие с той первой близости, наша страсть не остыла. Иначе и быть не могло. Точно в подтверждение этому он простонал:

— О, Кэтрин, если и есть на свете что-то, о чем я мечтаю, так это всю жизнь тобой обладать, и чтобы после смерти все осталось неизменным: ты в моих объятиях, я — в твоих, и ты смотришь на меня таким же взглядом, как сейчас.

— До чего прекрасно и поэтично, — отозвалась я. — Но тебе в сентябре всего-то пятьдесят два. И я уверена, что ты доживешь до восьмидесяти или девяноста. Но и тогда я буду молить Бога, чтобы желание по-прежнему владело нами.

Он покачал головой.

— Я соглашусь жить до восьмидесяти, только если ты и впредь будешь подле меня и не перестанешь меня любить. А когда перестанешь, пусть мой земной век тут же закончится.

Я не знала, что на это сказать. За меня говорили мои руки, я теснее привлекла его к себе, чтобы снова и снова его целовать. И тут зазвонил телефон. Я лениво взяла трубку и вдруг разом села в постели.

— Привет, леди Кэтрин! — это был Крис. — Я позвонил Полу, а у Хенни гостила приятельница, она и дала мне твой номер. Кэти, что ты к дьяволу делаешь в Виргинии? Я знаю, что там у тебя Пол, и надеюсь, с Божьей помощью он отговорит тебя приводить твои планы в исполнение, что бы ты ни задумала!

— Пол относится ко мне с гораздо большим пониманием. Уж кто-кто, а ты мог бы догадаться, для чего я здесь!

Он издал какое-то негодующее ворчание.

— Я и догадался, в том-то и дело. Но я чувствую, тебе будет плохо. И маме. Я не хочу, чтобы ты заставила ее страдать еще сильнее, чем сейчас. Ты же знаешь, она страдает. Но больше всего я боюсь, что будешь мучиться ты, а так непременно случится. Ты все бегаешь от меня, Кэти, но тебе никогда от меня не убежать, я всюду буду следовать за тобой по пятам со своей любовью. Если со мной происходит что-то хорошее, я ощущаю рядом твое присутствие, твою руку в моей руке, твою любовь. Ведь ты любишь меня не меньше, чем я тебя, но отказываешься в этом признаться, считая это грехом. Если это грех, то ад вместе с тобой будет раем.

Меня охватила страшная паника, я поспешно попрощалась, повесила трубку и тесно прильнула к Полу, надеясь, что он не понимает, отчего меня бьет дрожь.

Глухой ночью, когда Пол крепко спал в крошечной третьей спальне, я внезапно проснулась. Мне померещилось, что я слышу зов гор: Дьяволово семя! Ветер свистел и стонал в холмах, вторя этому зову, называя меня нечестивой, порочной, злой и так далее, совсем как некогда бабушка.

Я встала и подошла к окну поглядеть на неясные темные пики вдали. На эти самые вершины я, бывало, так часто смотрела из чердачных окошек. И мне, как и Кори, чудился волчий вой в шуме ветра, который искал меня, чтобы унести прочь, как когда-то унес Кори, превратив его в сухую пыль.

Я кинулась в комнату Кэрри и скрючилась возле ее кровати, желая защитить сестренку. Потому что в этом кошмарном состоянии мне казалось, что прежде чем добраться до меня, ветер унесет ее.

МЕД И ГОРЕЧЬ РОМАНА КЭРРИ

Кэрри было двадцать, мне двадцать семь, а в ноябре Крису должно было исполниться тридцать. Совершенно невероятный для него возраст. Но поглядев на Джори, я вдруг со всей ясностью осознала, как быстро летит время, отсчитывая годы.

Время, когда-то такое медлительное, стремительно понеслось: наша Кэрри была влюблена в Алекса! Любовь заставляла ее голубые глаза сиять, а ее крохотные ножки весело приплясывать, когда она стирала пыль, пылесосила, мыла посуду, прикидывала меню на следующий день.

— А он красивый, правда, Кэти? — спрашивала она, и я соглашалась.

Но по совести говоря, он был самым обыкновенным, приятным пареньком пяти футов и восьми или девяти дюймов ростом, с мягкими темными волосами, которые легко взлохмачивались, придавая ему вид потешной дворняжки, и от этого он скорее выигрывал, потому что во всем остальном был безукоризненно опрятен. Глаза у него были точно бирюза, а выглядел он так, словно ему никогда не приходило в голову ни одной недостойной, недоброй мысли.

Слыша телефонный звонок, Кэрри вся так и трепетала. Ее переполняло ликование: ведь звонили, как правило, ей. Она писала Алексу длинные, страстные любовные стихи, давала мне их читать и прятала, так и не отправив тому кому они посвящались.

Я была счастлива за нее, да и она за себя тоже, потому что дела со школой шли весьма успешно, и со дня на день мы ожидали возвращения Криса!

— Кэрри, ты можешь этому поверить? Крис уже почти закончил свой дополнительный курс, он вот-вот приедет!

Она рассмеялась, кинулась ко мне и совсем как в детстве радостно бросилась в мои раскрытые объятия.

— Знаю! — воскликнула она. — Скоро мы снова соберемся всей семьей! Совсем как раньше! Кэти, угадай, как я назову своего сынишку, если он будет светленький и голубоглазый?