– И как же все было? – спросил Блад, хмурясь еще сильнее. – Чертов испанец угрожал тебе? Или, может быть… принудил к чему-либо?
Слова объяснения так и не прозвучали. Подозрение, вдруг появившееся во взгляде Питера, вызвало у Арабеллы протест, и гордость будто запечатала ей уста.
«Он допрашивает меня?!»
Арабелла вспыхнула от возмущения и высвободилась из его объятий:
– Дон Мигель не был ни чрезмерно жесток, ни груб. Я могла свободно выходить на палубу. И обращение со мной было… достойным.
– Вот как? Ты защищаешь его?
– Я стараюсь быть справедливой: на корабле де Эспиносы я не подверглась никаким унижениям.
– А я сожалею, что не прикончил его на месте и надеюсь, что его душу все-таки заполучил дьявол!
– Как ты можешь сожалеть о милосердии? – воскликнула Арабелла.
Лицо Питера стало замкнутым.
– По-видимому, милосердие не моя стезя. Зато у тебя, моя дорогая, его с избытком хватит на двоих.
– И я не вижу в том никакого греха! – вскинула голову Арабелла, твердо встречая пронзительный взгляд синих глаз мужа.
С минуту они смотрели друг на друга, а потом Арабелла задала ему вопрос, который терзал ее на протяжении последних дней:
– Скажи, Питер, что ты чувствовал, когда приказал привязать дона Диего к жерлу пушки?
Блад замер, а потом медленно проговорил:
– Ну разумеется. Дон Мигель не мог упустить такую возможность – поведать тебе об этом.
У Арабеллы пробудилась надежда, что де Эспиноса из мести солгал ей:
– Это неправда?
– Отчего же. Правда, – сухо ответил Питер, отходя от нее.
– И ты сам ничего не хочешь рассказать мне?
– Наверняка дон Мигель подробно изложил тебе все детали. И я не думаю, что гранд Испании опустился до вранья.
Тяжелое молчание накрыло их. Вздохнув, Питер подошел к окнам каюты и, стоя спиной к жене, угрюмо проговорил:
– Меня удивляет, что ты так сопереживаешь страданиям дона Диего. Разве слезы и ужас Мэри Трейл больше ничего не значат для тебя?
– Мэри Трейл? – растерянно переспросила Арабелла.
Все происходило с такой быстротой, что у нее не было времени разобраться в пестром ворохе вернувшихся воспоминаний, и только при этих словах события, предшествующие захвату Питером и его друзьями испанского корабля, выстроились в единую цепь. Но муж не дал ей ни минуты, чтобы собраться с мыслями.
– Да, – резко бросил он. – Твоя подруга. А обесчещенные женщины и убитые мужчины Бриджтауна? Разве они не страдали? – он помолчал, потом глухо сказал: – Я не брал на себя миссию мстить за них. У меня были свои причины поступить так с испанским ублюдком.
Блад повернулся к Арабелле, и она увидела, что его губы кривит горькаяусмешка:
– Повторяется история с Левасером? Получается, что я опять должен оправдываться, а это не в моих правилах.
Она в отчаянии закричала:
– Я боюсь, что однажды мне расскажут еще что-то!
Он прищурился и продолжил за нее:
– Из моего темного и, без сомнения, кровавого прошлого? Вполне может статься. Ведь я всего лишь пират, милостью судьбы занимающий сейчас столь высокий пост.
– Питер, – выдохнула Арабелла, – ты все неправильно понимаешь…
– Как и всегда. Мадам, вероятно, вы сожалеете о сделанном выборе? – жгучая обида вместе с отравляющей его душу ревностью заставили Блада утратить над собой контроль. Как в поединке, он ринулся в атаку и, не дожидаясь ответа, нанес упреждающий удар: – У меня складывается впечатление, что вам пришлось по вкусу… гостеприимство дона Мигеля. И… его объятия? Раз уж он посчитал для себя возможным назвать вас mi chiquitina. Зачем же вы вызвали его, и тем самым помешали ему расправиться со мной?
Арабелла, отказываясь поверить в то, что слышит, отшатнулась. Еераспахнувшиеся глаза были полны боли, и Блад опомнился. Он уже раскаивался в жестоких словах, которые неожиданно вырвались у него.
– Арабелла… – начал он и шагнул к жене.
Она гневно взглянула на него:
– Если вы допускаете саму мысль, что я могла желать вашей гибели, значит, вы меня совсем не знаете. И… никогда не любили. А сейчас позвольте мне остаться одной.
Лунная ночь
– Нам обоим нужно сейчас немного тепла… – низкий голос дона Мигеля звучал завораживающе, его черные глаза со страстной мольбой смотрели на Арабеллу.
Она снова была в апартаментах де Эспиносы, и он обнимал ее. Но на этот раз она совсем не противилась ему.
«Сопротивляйся!» – билась тревожная мысль.
Однако поцелуи де Эспиносы погружали Арабеллу в вязкий, сладостный дурман, который заволакивал сознание и лишал сил.
– Mi corazon… – дон Мигель слегка сжал ее плечи, мягко увлекая куда-то вниз… в бездну, и она закрыла глаза, покоряясь ему…
…Небо, хмурившееся весь день, к вечеру прояснилось, и взошедшая луна бросала мерцающие блики на умиротворенное море. Но, по крайней мере, двум людям на борту корабля, скользящего по его волнам, об умиротворении можно было только мечтать.