Лепестки розы мира

Тётя Аня проводила дядю Колю строгим взглядом, а когда он вышел, она улыбнулась, думая, какой же её Николай ещё ребёнок. В ту же минуту, за дверью, улыбнулся дядя Коля, подумав, что его Анюта, как была упрямой девчонкой, так и осталась. Ещё он знал, что сейчас его Анхен наведёт порядок на кухне, после ляжет в кровать и будет читать. Ровно в полночь она отложит книгу, какой бы интересной она не была, выключит свет и уснёт, чтобы ровно с шести утра заняться привычными делами.

Дядя Коля подошёл с подносом к беседке. Его встретили восторженные признания Евгения.

– Дядя Коль, нигде не встречал я такой красоты, – обвёл вокруг рукой Евгений. – У вас тут маленький Эдем. Хотя, почему маленький, самый настоящий, в натуральную величину. Я потрясён.

– Это Анютина работа, – объяснил дядя Коля.

И, скажу я вам, сравнение тёти Аниного сада с Эдемом, не такое уж большое преувеличение. Он, действительно, напоминал один из райских уголков. Сад изначально задумывался, как общий для домов Амосовых и Тихоновых. А хозяйкой безоговорочно стала, тогда ещё, юная Анна. Со временем этот сад стал главной достопримечательностью на улице. Любоваться им приходили со всей округи. Главным помощником по саду, для тёти Ани, был Дмитрий Алексеевич. Первые два года, правда, сад состоял из одних параллельных и перпендикулярных растительных рядов. Но, когда к обустройству сада подключился Дмитрий Алексеевич, сад начал своё преображение. Он научил Анюту смотреть на жизнь не только с практической стороны, но и с поэтической. Ну, например, приносит Дмитрий Алексеевич ей томик Пушкина: «Вот, Анюта, прочти «Элегию». Может нам устроить уголок, где можно погрустить?» И такой уголок появился. Появились, также: «утешение», «радость», «тайна», «беззаботность», «надежда». Дмитрий Алексеевич и тётя Аня пытались подключить к обживанию сада Николая. Но стиль работы Николая по саду Дмитрий Алексеевич определил, как «анархический», и его стали привлекать только к сбору урожая, строительству хозяйственных построек и изготовлению различных приспособлений. Кстати, беседка, в которой сейчас сидели друзья, была воздвигнута дядей Колей. Разумеется по чертежу Дмитрия Алексеевича и тёти Ани.

Евгений разлил по бокалам свой напиток, с ещё не успевшим растаять льдом. Но все как-то сразу поняли, что никакой пьянки уже не выйдет. Пропал тот задор, с каким начинался этот вечер. К тому же, Александр выглядел слишком уныло, хотя и пытался изобразить невозмутимость. Александр был занят привычным для него делом – самоедством, которое он сам именовал самоанализом. В основном он забивал себе голову огромным количеством вопросов, не особенно стараясь получить хоть какой-нибудь ответ: «Зачем я это сказал?», «Зачем я это сделал?», «Почему я так это сказал?», «На самом деле, так ли я думаю, как сказал?», «Всё ли я понял из того, что мне сказали?» и т.д.б. (и так до бесконечности).

– Да, это всё Анютина работа, – повторил дядя Коля. Он сделал пару глотков «Женькиного нектара» и ещё раз похвалил Евгения. Любопытство Евгения не ограничилось одним садом. Он просто засыпал старика вопросами о его жизни. И потихоньку, отвечая на вопросы Евгения, дядя Коля рассказал свою биографию. Рассказывал, на этот раз, дядя Коля просто, без присущих ему художественных отступлений и философских сентенций. Даже Александр отвлёкся от самопоедания и заинтересовался беседой Евгения и дяди Коли.