– Что происходит? Почему вы мешаете моим гостям? Змейки резко сбавили темп, и теперь плавно, не спеша плавали по кругу, словно в последний момент вспомнили, что не успели полюбоваться окрестностями, и теперь наверстывали упущенное. Коньки сбились в кучу, пленники, не отрываясь, смотрели на гиганта-конька. За всех ответил Акула.
– Здесь нет гостей, здесь только твои пленники.
– Разве вам здесь плохо, конек по очереди посмотрел в глаза каждому пленнику. Те смущались, и отводили взгляд. Акула не отвел, они долго смотрели друг на друга, как будто читая мысли, спрятанные в самых глубинах разума.
– Конечно плохо. Мы все хотим домой. Работать, творить, сочинять, изобретать, мало ли на свете интересных занятий.
– Но я же хотел как лучше, возразил конек. – За вас все делали другие, разве не об этом вы мечтали?
– Нет. И мы не знали о таких страшных, разрушающих последствиях. Думаю, никто из присутствующих не хочет стать водорослью.
– Я не хочу, встрепенулась блестящая камбала, которая уже наполовину покрылась тиной, от постоянного бездействия.
– И я! И я, раздались другие голоса.
– Уважаемый хозяин реки, мы так устроены, что не можем лежать целыми днями, подобно растениям. Хотя нет, растение тоже старается, тянется к солнцу, распускает свои листки, дарит кислород. Каждый из нас обязательно должен что-то делать. Бездействие убивает. А в твоей реке и так полно водорослей. Конек молчал, и Акула продолжил.
– Ты уже достаточно наказал тех, кто загрязнял твою реку, мы к этому непричастны. Отпусти нас.
– Непричастны, медленно повторил конек, будто пробуя новое слово на вкус.
– Твое гостеприимство прогнало прочь все деревни вдоль берегов. Птицы не летают сюда, звери не селятся. Скоро это место станет самым безлюдным на планете. Ты и твоя река сами превратитесь в водоросли.
– Я помню, как река кишела жизнью. Я помню, как дарил пищу тем, кто жил на берегу. А еще я помню неблагодарность, наконец заговорил конек.
– С тех пор прошло очень много времени, и все изменилось. На берегу давно никто не живет, и в твоей реке нет никакой рыбы. Удерживая нас, ты и себя обрекаешь на смерть и одиночество. Несколько змеек переплелись в одну маленькую, серебристую рыбку, которая печально проплыла мимо большого конька. Он посмотрел на нее, будто что-то припоминая, и принял решение.
– Я хочу, чтобы в моей реке водилось много рыбы. Я хочу, чтобы вокруг кипела жизнь. Я отпускаю вас. Идите, и скажите всем, кого встретите, что на моих берегах можно поселиться. Лень больше не придет к вам, если вы сами не будете лениться. На этих словах конек развернулся, и погрузился в свой камень, ни с кем не прощаясь.
Камбала плюхнулась на песок и начала тереться, зарываясь в него. Куски тины легко отходили, и вскоре, ее чешуя вновь заблестела. Коньки вызвались проводить тех, кто спешил покинуть реку. Некоторые остались. Змейки с сумасшедшей скоростью носились огромным, бесформенным косяком. Акула забрался в пузырь, и они тихо выплыли на поверхность.
Оказавшись у Хокки в шалаше, друзья готовили вкусный ужин. Малинки, отпоенные свежей родниковой водой, уже приходили в себя, и ужин сопровождала тихая, грустная мелодия. На прощание коньки всучили им корзину с едой, предназначенной для вечерней трапезы пленников, и теперь не пригодившейся. В корзине красовался водорослевый пудинг, рыбные рулеты, креветочные чипсы, приправленные острой жареной тиной.
– Все что угодно, только не бобы, обрадовался Габриэль. Они ели, причмокивая от удовольствия, под сухой треск костра прямо на природе. Там же они и заснули.
***
Утром, когда друзья прощались с Хоккой, они нашли под кустом пыльный, видавший виды скейт. Тюлень захлопал ластами от радости, забрался на него, и начал кататься вокруг шалаша. Габриэль парил в небе, осматривая с высоты птичьего полета Лень-реку, которая так долго не отпускала их, и лес, в котором он умудрился заблудиться и познакомиться с добрыми змейками. Лер-Лерок лежал под кустом земляники, и о чем-то мечтал, брунька привычно урчал рядом, а Хокка спорил с Акулой о пользе подводной гимнастики. Малинки улетели. Они поняли, какой промах совершили, покинув Мудрую Белку, и теперь возвращались в родные пенаты.
По возвращении наших друзей в лютиковую рощу, жизнь вернулась в привычное русло. Акула гонял с макрелями наперегонки, Габриэль парил в небесах, по вечерам заплетая косы, а Лер-Лерок лежал в тени лютиков, и мечтательно дремал.
– Лер-Лерок, кто-то тихо позвал его. Он оглянулся, но никого не увидел. Рядом привычно лежал брунька, но не урчал.
– Лер-Лерок, это я. Он еще раз посмотрел вокруг, но никого, кроме бруньки не увидел.
– Кто я? Ничего не понимаю.
– Я. В этот момент брунька распрямился, и стал похож на огромную, перекормленную гусеницу, покрытую пушистым голубым мехом. На шее у него поблескивала подкова с двумя медными колокольчиками.
– Ты разговариваешь, удивился Лер-Лерок. – Но почему же ты до сих пор молчал? Брунька вздохнул.
– Я возвращаюсь домой. Я тот самый шаман из тростникового леса. Именно меня потеряли цаплехвосты.
– А почему ты покинул их?