Лермонтов и его женщины: украинка, черкешенка, шведка…

Осень в Веймаре была тихая, безмятежная, теплая. Неширокая речка Ильм огибала городской парк, по преданию, спланированный самим Гете. В Веймаре он жил и работал, здесь и умер. Под ногами Мусиной-Пушкиной шуршали желтые листья. Так же, как она, тут гуляли Гете и Шиллер. Гете заведовал местным театром, Шиллер писал для него пьесы. В замке Бельведер и особняке фон Штейна жила великая княжна Мария Павловна — старшая сестра императора Николая I, вышедшая замуж за местного герцога. Иногда она гуляла с внуками в парке и однажды подошла к Эмилии Карловне: та сидела на лавочке и читала книгу. Обратилась по-русски:

— Добрый день. Вы сестра Авроры Демидовой?

Мусина-Пушкина поклонилась.

— Совершенно верно, ваше высочество.

— Я узнала вас — мы когда-то виделись в Баден-Бадене. Как себя чувствует Аврора Карловна?

— Хорошо, спасибо. Новорожденный слабенький, но врачи говорят, что опасности для жизни нет.

— А здоровье Павла Николаевича не лучше?

— К сожалению, похвастаться нечем. Вероятно, зиму проведем в Майнце — доктора советуют ему продолжать лечение в Висбадене.

— Понимаю. Но пока вы не уехали — приходите в нашу домовую церковь Марии Магдалины. Протоиерей Никита Ясновский очень проникновенно читает проповеди. Он у меня и библиотекарь. Захотите что-нибудь почитать — милости прошу.

— С превеликим удовольствием.

— Не стесняйтесь, я всегда рада соотечественникам. Чтобы окончательно не онемечиться. И хочу, чтобы внуки понимали по-русски. — Она посмотрела изучающе. — Вы ведь тоже ждете ребенка?

— Да, я на пятом месяце, — покраснела Эмилия Карловна.

— Значит, роды в марте?

— Нет, предположительно в начале апреля.

— Это все равно. Если возвратитесь из Майнца в Веймар, я вам посоветую хорошего акушера. Он хотя и старик, ему около семидесяти лет, принимал еще моих дочерей и сына, но успешно практикует до сих пор. Прославился тем, что у него ни одна из рожениц не умерла.

— Ваша доброта безгранична.

— Я люблю Аврору и Павла Николаевича и готова оказать знаки внимания также вам. Заходите по-свойски.

— Обязательно зайду.

К сожалению, дружба продлилась недолго — в первых числах декабря семейство Демидовых переехало в Майнц. Вот что писала Эмилия Карловна своей младшей сестре Алине в Стокгольм, где та жила с мужем — послом Испании в Швеции:

«Милая сестренка!

Я надеюсь, ты и твой супруг пребываете в здравии. Жаль, что не смогли навестить нас в Веймаре — славном городке, приютившем наше семейство с чудной теплотой. Вспоминаю о нем с неизбывной нежностью.

Майнц мне нравится много меньше. Он какой-то средневеково-скучный, хмурый, весь в себе. А Висбаден — наоборот, чересчур разгульный, шумный, от него болит голова. Впрочем, это субъективное ощущение.

Мне теперь все немило. Эту беременность я переношу крайне тяжело. Чувствую себя скверно и впадаю в крайности — то все время хочется пить и есть, то наоборот — аппетита нет, от всего мутит. Выхожу из дома нечасто — неприлично большой живот, я боялась даже, уж не двойня ли, но меня слушал местный доктор и сказал: бьется только одно сердечко.

Павлу Николаевичу не становится лучше, страшная одышка, еле ходит сам и, пройдя несколько шагов, весь в испарине. Мы с Аврорушкой готовимся к худшему. А зато Паша-маленький подокреп и поздоровел, улыбается и агукает весело. Мы ему не нарадуемся, дай Бог ему здоровья!

Все, заканчиваю писать — так устала, что перо валится из рук. Отвечай мне скорее, мне так одиноко бывает, и Владимир Алексеевич пишет из России чрезвычайно редко, только сообщая о здоровье детей. И других вестей не имею из Петербурга. А Карамзина и Додо куда-то пропали, им не до меня, видимо. Так хочу домой — просто выть готова!

Обнимаю, целую, твоя Милли».

5