Лермонтов и христианство

Тонкие листья увядшей пальмовой ветви, ассоциативно перенеся мысль Лермонтова в ушедшие тысячелетия, затронули тончайшие струны его души, и он предстаёт пред нами другим – совершенно не схожим с образом мятежного гордеца, наделённого «дерзким и несносным характером». Посредством образов, растворённых в неустанном потоке вечности, поэт видится как будто вне личности, – средоточия человеческих несовершенств. Именно в этом затаённом от всех качестве он склоняется пред «заботой тайною хранимой» веткой Палестины, не иначе как по вышнему произволению занесённой в пронизываемый холодными и сырыми ветрами Петербург. В иссохших листах пальмы читая игру лучей нещадно палящего солнца, Лермонтов видит листья брошенными народом наземь во славу Учителя. Но пройдёт время, и те же люди, поправ священные листья, бросят свои проклятья в Того же… Поэт как будто видит и слышит их…

Мысль поэта переносится в край, где горные хребты Сирии и Ливана тысячелетиями укрывали ливанский кедр; край, взрастивший не тлеющие в веках египетские смоквы. Руками тесальщиков превращённые в глубокие ковчеги, они становились вечным пристанищем могущественных фараонов. В последний раз напоённый бальзамом и пальмовым вином пускался прах их в параллельный мир, где, как верилось египтянам, как и на земле, текут благодатные воды Нила. Но то были тамошние упования. Между тем, «здесь» воды Нила меняют свои русла, а ветры и пески пустыни одинаково небрежно гуляют как по величественным пирамидам и ступам, так и по безвестным приютам безымянных аравийских кочевников. Стираемые временем и те, и другие превращались под солнцем и ветром в песчаные холмы, пыль и золу… Но наряду с реальными и подсознательно достоверными Лермонтов создаёт эпические картины, в содержание которых вклинивается боль души его (или, лучше сказать, накопившейся к его) времени. Многие столетия, потраченные на поиск истины лучшими и мудрейшими из людей, не оправдали своих усилий, и, со временем это стало очевидным, во многом дискредитировали и даже опровергли себя… И всё это повторялось. Многократно. И то, что было, повторяясь, обращалось в то, что будет… И опять всё текло попрежнему… Ибо то, «что делалось, то и будет делаться…», – писал Екклесиаст (1:9).

Вслушаемся же в ритм истинной поэзии, шелест пальм и «шум» истории:

Скажи мне, ветка Палестины:
Где ты росла, где ты цвела?
Каких холмов, какой долины
Ты украшением была?
У вод ли чистых Иордана
Востока луч тебя ласкал,
Ночной ли ветр в горах Ливана
Тебя сердито колыхал?

Стихотворение начинается с вопросов. Географически локальные и даже «местные», они охватывают огромное духовное пространство. Пронизывая всё произведение, вопросы эти отсылают нас в библейские времена, преследуя цель ощутить или даже войти в прежнее духовное состояние. И становится ясно, что смысл произведения именно в этом. Через видимый символ (не в каноническом смысле) христианства Лермонтов пытается найти контакт с тем временем.

«И пальма та жива ль поныне?» – спрашивает он тысячелетнюю вестницу: «Всё так же ль манит в летний зной?..» – обращается он к той пальме, которая в отличие от других – нетленна. В поисках духовности утраченного времени великий поэт спонтанно разворачивает перед нами панораму, красочность которой включает в себя многое, но ещё больше подразумевает; в этом многом угадывается и невысказанное им… Ветвь-символ «знает» больше, нежели человек, даже и самый просвещённый. Отсюда настойчивые обращения-вопросы Лермонтова: «Скажи…», «Поведай…». Вместе с тем в символических просьбах поэта угадывается смиренное приятие им любого ответа, ибо «ответ» этот вышний, а потому подлинный! Зная прошлую и как будто провидя последующую судьбу Палестины

(по легенде обязанной своим названием римскому императору Адриану, хотя источники свидетельствуют о том, что персидский царь Кир Великий ещё в 537 г. до н. э. разрешил евреям вернуться в Палестину), Лермонтов метафорически уходит в глубь печальной судьбы Израиля эпохи Второго Храма…

Молитву ль тихую читали
Иль пели песни старины,
Когда листы твои сплетали
Селима бедные сыны?

Эти строки, говоря о многом, подразумевают большее…

Так случилось, что на небольшом участке земли, где неприкаянно обитали «сыны Селима»[51], за столетия столпились многие племена и народы.