Лермонтов. Исследования и находки

«Письма и некоторые стихотворения Лермонтова, попавшие в руки следственной комиссии по делу о стихах, — писал Висковатов, — по окончании его были отданы Раевскому, а последний многое подарил Хохрякову»[1019].

Между тем не из чего не видно, чтобы Раевский дарил Хохрякову какие-нибудь лермонтовские рукописи, кроме авторизованной копии «Исповеди».

«Бо́льшая часть материалов и сведений г. Хохрякова, пожертвованных им в Публичную императорскую библиотеку, — заявляет Висковатов в другом месте, — передана была последнему Раевским»[1020].

Это — уже совершенно неверно! В препроводительном письме в Публичную библиотеку Хохряков точно указал, какие именно рукописи Лермонтова принадлежали Раевскому.

«Автографы „Le champ de Borodino“, — писал он, — отрывки из „Боярина Орши“, стихотворений: Е. Нарышкиной, А. Щербатовой, Сушковой, „Умеешь ты сердца тревожить“, „Вы не знавали князь Петра“ и писем В. и Л. к Лермонтову принадлежат Святославу Афанасьевичу Раевскому». В Публичную библиотеку Хохряков передал только копии с этих автографов. Оригиналы переданы в Публичную библиотеку не были, оставались у Раевского и, очевидно, пропали.

Автографы писем Лермонтова к Раевскому тоже не попали ни к Хохрякову, ни в Публичную библиотеку: одно Раевский передал Шан-Гирею, три «сообщил» своей племяннице С. А. Эллис, два в 80-х годах каким-то образом оказались в руках коллекционера И. Е. Цветкова — вот и все известные нам письма Лермонтова к Раевскому. Печатая их, Висковатов ссылался на Шан-Гирея, на Эллис и на Цветкова. Хохрякова при этом он даже не вспомнил[1021]. Оригиналы всех шести писем утрачены. Какие рукописи мог передать Раевский Хохрякову, остается нам непонятным, тем более что некоторые письма Лермонтова Раевский не отдал вообще никому.

В 1899 году в газетах промелькнуло сообщение о том, что в Смоленске, у Наталии Святославовны Романовской, урожденной Раевской, имеются письма Лермонтова к ее отцу. «Среди этих писем, — сообщал „Одесский вестник“, — были такие, которые невозможно было напечатать». По словам газеты, в одной из записок «поэт отчаянно разругал Дубельта»[1022], одного из руководителей III Отделения. В этом и заключалась причина, по которой Раевский не показал этих писем даже биографу — Хохрякову, почему вообще — всю жизнь — хранил такое упорное молчание.

Раевский горячо любил и по-настоящему понимал Лермонтова и до старости сохранил эту любовь. Прочитав в 1860 году рукопись воспоминаний о Лермонтове Акима Шан-Гирея, он писал: «Соглашаясь на напечатание избранных тобою его бумаг, которые я берегу, как лучшие мои воспоминания, я считаю необходимым к избранному тобою письму его, писанному ко мне в Петрозаводск, присовокупить мои объяснения. В этом письме Мишель, между прочим, написал, что я пострадал через него»[1023].

Раевский разъяснял, что, упомянув на допросе его имя, Лермонтов не причинил ему тем никакого вреда: объяснения Лермонтова составлены были не в том тоне, чтобы сложить на него какую-нибудь ответственность. Просто уже раньше у него были несогласия по службе и окружавшие его служаки воспользовались предлогом, чтобы ходатайствовать об отдаче его — Раевского — под военный суд. «Записываю это, — заявлял он, — для отнятия права упрекать память благородного Мишеля»[1024].

Написать свои воспоминания о Лермонтове Раевский не мог. Рассказывать о том, как были созданы и через кого распространялись «непозволительные» стихи, какие люди окружали в ту пору Лермонтова, о чем беседовали они — Лермонтов и Раевский, когда жили в Петербурге на одной квартире и «вместе писали» роман, — об этом писать было нельзя даже и в 60-х годах. Вспомним, что только в 1863 году было впервые сказано в печати о том, что Пушкин погиб на дуэли, только в 1858 году впервые было опубликовано в России — без заключительных строк — стихотворение Лермонтова. На политический смысл этих событий нельзя было в ту пору даже и намекать. Писать же о Лермонтове, как Аким Шан-Гирей, — перечислять житейские мелочи — Раевский, разумеется, не хотел. А отчасти, вероятно, по скромности, не желая объявлять себя в печати другом знаменитого поэта. Не многое рассказал он и Хохрякову. Тем более ценно каждое сообщение, записанное последним со слов Раевского.

Некоторые записи Хохрякова уже давно вошли в научный оборот, некоторые еще не опубликованы. В одной из его тетрадей имеется важная, еще не появлявшаяся в печати запись, касающаяся работы Лермонтова над «Княгиней Лиговской». «В конце тридцатых годов, — записал Хохряков, — Лермонтов начал писать роман, названия которого рассказывавший мне не помнит. Роман состоял из нескольких глав: в них говорилось о Средникове. Об этом романе Лермонтов писал тому же лицу: „Роман, который мы с тобою начали…“»[1025]