Лермонтов. Тоска небывалой весны

Ехать на воды Лермонтов отказался. Как только закончились учения, и офицеры опять получили свободу, он перебрался к бабушке, где все располагало к трудам, чтению и пересмотру заброшенных было тетрадок. Аким Шан-Гирей, находясь в артиллерийской школе, на выходных бывал у Арсеньевой и был посвящен во все творческие замыслы поэта. Лермонтов творил с невероятной быстротой; закончив произведение, редко к нему возвращался, не исправлял, а если был недоволен, брался за новое, перенося в него главные моменты из того, которое забраковал. Аким сохранял забракованные рукописи, справедливо полагая, что Михаил Юрьевич когда-нибудь к ним вернется.

Когда приходила нужда быть в Царском, Лермонтов возвращался в свою квартиру. В полку у него появился еще один друг – Семен Абамелик. Он в декабре минувшего года окончил юнкерскую школу и был произведен в корнеты. Крохотного роста, за что прозвали Мальчик-с-пальчик, Семен до самозабвения любил живопись. Оборудовав мастерскую в доме своего зятя, полковника Ираклия Баратынского, он вместе с Михаилом Юрьевичем проводил там свободное время. Абамелик писал картины на религиозные темы, Лермонтов – кавказские виды, помня их с детства. Абамелик нравился Лермонтову: отлично образованный, без фатовства, всегда приветливый и без малейшего налета солдафонства. Через Абамелика он сошелся с полковником Баратынским и его супругой.

К Лермонтову, по свидетельству Лонгинова (дальний родственник Лермонтова), «начальство не благоволило, считало его дурным фронтовым офицером. Он частенько сиживал в Царском Селе на гауптвахте, где я его иногда навещал. Между прочим, помню, как однажды он жестоко приставал к арестованному вместе с ним лейб-гусару Владимиру Дмитриевичу Бакаеву».

Странно такое читать: «дурной офицер» получал поощрения и «благоволения» от великого князя Михаила Павловича, а Владимир Дмитриевич Бакаев – гусар, не мог дать отпор, дожидался, когда ему посочувствуют. Лермонтов почему-то к прислуге относился по-человечески, и повар использовал это: напьется и не приготовит обед. Когда Михаил Юрьевич вышел из себя, тот с пьяных глаз кинулся драться. Лермонтов это оставил без наказания, но дошло до Арсеньевой: повар мгновенно был выслан в Тарханы, а управляющему было наказано высечь его и отправить в деревню Михайловку пасти скот.

Лермонтов, безусловно, не всегда бывал прав в своих действиях, но ничего не делал умышленно, это случалось либо с досады, либо от школьничества. «Жизнь не имела в виду сделать нас совершенными», – как говорит Ремарк. Но вот что занятно: большинство неприязненных высказываний о поэте принадлежат его родственникам.

В августе снова были учения в Красном Селе. Когда уже все надоело, Лермонтов и Монго сорвались к балерине Пименовой, жившей у Красного кабачка на даче любовника.

– Вперед, Маёшка! только нас
Измучит это приключенье,
Ведь завтра в шесть часов ученье!
– Нет, в семь! я сам читал приказ!

Отыскали калитку Пименовой, открыть не смогли, перелезли через забор, и когда балерина увидела их, то «чуть не брякнулась со стула».

Пред ней, как призрак роковой,
С нагайкой, освещен луной,
Готовый влезть почти в окошко
Стоит Монго, за ним Маёшка.
«Что это значит, господа?
И кто вас звал прийти сюда?
Ворваться к девушке – бесчестно!..»
– Нам, право, это очень лестно!
«Я вас прошу: подите прочь!»
– Но где же проведем мы ночь?
Мы мчались, выбились из силы…
«Вы неучи!»
– Вы очень милы!..
«Чего хотите вы теперь?
Ей-богу, я не понимаю!»
– Мы просим только чашку чаю!
«Панфишка! отвори им дверь!»

В доме красавец Монго применил все свои чары, и дама сдалась. Маёшка сидел в ожидании конца любовных утех, как вдруг со двора послышался грохот! Глянул в окно – девятиместный экипаж с пятнадцатью седоками! Оставался лишь один выход – прыгнуть в окно, что и сделали, перекрестясь. На Петергофской дороге чуть не столкнулись с коляской великого князя! Повернули на Петербург. В полк возвратились уже на рассвете.

Михаил Павлович их не узнал, он только заметил двух ускакавших гусар. Утром спросил командира полка:

– Все офицеры на месте?

– Все, – ответил Хомутов.

Об этом приключении Лермонтов написал поэму «Монго», которая всем полюбилась, даже великому князю.

Наверно, не раз Михаил Юрьевич думал о том, что стало бы с ним, свяжись он с чиновной средой? Изобретательный, страстный и непоседливый, он бы зачах в канцелярии.