Можно представить изумление Лермонтова и Столыпина, когда Мартынов пришел к ним в гостиницу. Лермонтов, вероятно, хохотал до слез, и наверно, спросил, с чего вдруг Мартынов так вырядился? Мартынов же чувствовал перед ним свое превосходство: Лермонтов всего лишь пехотный поручик, а он, Мартынов, вышел в отставку майором линейного казачьего полка. Поэтический дар Лермонтова в счет не шел: Мартынов тоже писал стихи, и уже написал повесть. (Как не вспомнить Пушкина: «Вчера было литературное совещание у Греча, было человек со сто, большею частию неизвестных мне русских великих людей».) И все-таки Друзья были рады встрече.
На другой день Лермонтов и Столыпин призвали писаря комендантского управления, который составил необходимые рапорты. Комендант велел им пройти медкомиссию, врачи обнаружили у них лихорадку и ревматизм – обычные болезни кавказских военных, а так как госпиталь был переполнен, то предложили ехать в Георгиевск. Столыпин и Лермонтов тут же наврали, что выпили уже по 29 стаканов минеральной воды и не намерены прекращать начатое лечение. Комендант разрешил им остаться.
Что представлял собой Пятигорск в ту пору, рассказывает в своих «Записках декабриста» Н.И.Лорер: «В то время съезды на Кавказские воды были многочисленны. Кого, бывало, не встретишь на водах! Какая смесь одежд, лиц, состояний! Со всех концов огромной России собираются больные к источникам в надежде – и большею частью справедливой – исцеления. Тут же толпятся и здоровые, приехавшие развлечься и поиграть в картишки».
Чиновник Пятигорской военной прокуратуры Василий Иванович Чиляев, узнав, что Лермонтов и Столыпин подыскивают жилье, предложил им свой флигель, объяснив, что дом уже занят князем Александром Васильчиковым.
Поехали, посмотрели. Обыкновенная мазанка под соломенной крышей, четыре комнатки и открытая веранда на столбиках, которую здесь называли балконом. Лермонтов встал на веранде; через забор – двор Усмана, где квартировал Александр Арнольди. С другой стороны флигеля был двор Верзилиных. Соседство Мартынова и Васильчикова вполне устраивало (об Арнольди Лермонтов ещё не знал), и молодые люди дали Чиляеву задаток. В домовой книге Чиляева сохранилась запись: «С коллежского секретаря Александра Илларионовича князя Васильчикова из Петербурга получено за три комнаты в старом доме 62 руб. 50 коп. серебром, с капитана Алексея Аркадьевича Столыпина и поручика Михаила Юрьевича Лермонтова из Петербурга получено за весь средний дом 100 руб. серебром».
В доме Михаил Юрьевич выбрал для себя две комнаты, оклеенные простой бумагой, окрашенной домашним способом. Обстановка тоже была простая, но зато из окна кабинета был виден молодой сад с вишневыми деревьями. Две другие комнаты занял Монго. В тот же день выяснилось, что в соседстве у них Александр Арнольди, с которым Лермонтов подружился в «сумасшедшем доме» Гродненского полка. Он был моложе Лермонтова на 3 года, приехал в Пятигорск лечить ревматизм; с ним приехали сестра и мачеха.
«На дворе дома, нами занимаемого, во флигеле жил Тиран, подле нас жил Лермонтов со Столыпиным. Лермонтов, который при возникающей уже своей славе рисовался – и сначала сделал вид, будто меня не узнаёт, но потом сам первый бросился ко мне на грудь и нежно меня обнял и облобызал. Раз или два в неделю мы собирались в залу ресторации Найтаки и плясали до упаду часов до двенадцати ночи, что, однако, было исключением из обычной водяной жизни, потому что обыкновенно с наступлением свежих сумерек весь Пятигорск замирал и запирался по домам»
Вскоре приехал Михаил Глебов, заняв одну из комнат во флигеле Мартынова. Затем во флигеле поселился Зельмиц с двумя дочерьми, а чуть позже – Раевский, подпоручик Кабардинского егерского полка, который сразу прозвал Мартынова «денди на черкесский манер».
«Этот домик для приезжих был разделен на две половины коридором. С одной стороны жил полковник Антон Карлович Зельмиц, с другой стороны коридора в первой комнате жили я и поручик конной гвардии Михаил Петрович Глебов, во второй комнате жил отставной майор Николай Соломонович Мартынов»
Следом за ними прибыл Сергей Трубецкой, поселившись вместе с Васильчиковым в доме Чиляева.
XXVI
Лермонтов и в Пятигорске занимался литературным трудом. Он замыслил трилогию – три романа из трех эпох жизни русского общества. Первый – о Пугачеве и суворовских походах. Второй – период Отечественной войны 1812 года: показать в нем «действие в сердце России и под Парижем» с развязкой в Вене. Третий мыслился как изображение эпохи после восстания декабристов. В нем Лермонтов хотел описать события из кавказской жизни, с Тифлисом при Ермолове, его усмирение Кавказа, персидской войной, среди которой погиб в Тегеране Грибоедов. На осуществление такого грандиозного замысла необходима была отставка, сведения Государственного архива и многочисленные поездки.