Скажи, что мы тебя уговаривали с начала до конца, что ты не соглашался, говоря, что ты Л. предупреждал три недели, чтоб тот не шутил на твой счет. О веселости Кисловодска писать нечего. Я должен же сказать, что уговаривал тебя на условия более легкие, если будет запрос. Теперь покамест не упоминай о условии 3 выстрелов; если же позже будет о том именно запрос, тогда делать нечего: надо будет сказать всю правду… Ответ на 8-ю статью. Вследствие слов Лермонтова (см. вопрос 6): «вместо пустых угроз и пр.», которые были уже некоторым образом вызов, я на другой день требовал от него формального удовлетворения. Васильчиков и Глебов старались меня (Мартынова) примирить с Лермонтовым, но я отвечал, что 1) предупреждал Лермонтова не смеяться надо мною, 2) что слова Лермонтова уже были вызов (особенно настаивай на этих словах Лермонтова, которые в самом деле тебя ставили в необходимость его вызвать, или, лучше сказать, уже были вызов).
Вот вкратце брульон, обделай по этому плану.
8 августа 1841 г.
Цит. по:
Русский архив. 1893. № 3. С. 599—600
Отставной майор Мартынов, за дуэль с поручиком Лермонтовым, был предан военному суду, по Высочайшей конфирмованной сентенции которою он приговорен к трехмесячному аресту и потом к церковному покаянию. Военный арест поведено выдержать ему на Киевской крепостной гауптвахте, где он и содержится с 26 января сего (1842 —
Справка в синод, поданная по требованию Н. Мартынова //
Русский архив. 1893. № 3. С. 605
После того как Мартынов выдержал военный арест на Киевской крепостной гауптвахте, Киевская духовная консистория назначила ему 15 лет церковного покаяния. Оставшись недоволен судом консистории, Мартынов подал прошение на Высочайшее имя, через Св. Синод, о смягчении приговора и дозволения во время церковного покаяния иметь жительство там, где домашние обстоятельства потребуют.
За убиение на дуэли поручика Лермонтова я был предан военному суду и по Высочайшей Вашего Императорского Величества конфирмации посажен на три месяца в крепость, с повелением предать меня церковному покаянию по освобождении из-под ареста. Киевская духовная консистория, на основании существующих правил о умышленных убийствах, определила мне пятнадцатилетний срок для покаяния. Не имея средств доказать положительно, что убийство было неумышленное, я могу однако же представить некоторые обстоятельства из самого дела, сообразуясь с которыми, и последовало столь милостивое решение Вашего Императорского Величества. По следствию оказалось, что я был вынужден стреляться вызовом моего противника, что уже на месте происшествия выжидал несколько времени его выстрела, стоя на барьере, и наконец, что в самую минуту его смерти был возле него, стараясь подать ему помощь, но, видя бесполезность моих усилий, простился с ним, как должно христианину. Взяв во внимание все вышеизложенные мною обстоятельства, я всеподданейше прошу, дабы повелено было истребовать означенное дело из Киевской духовной консистории и, рассмотрев его, сколько возможно, облегчить мою участь.
Август 1841 г.
Русский архив. 1893. № 3. С. 605—606
С чувством живейшей признательности вспоминая о милостивом решении государя императора, я равномерно сознаюсь в справедливости возложенного на меня наказания приговором Киевской духовной консистории, — но мысль, что я должен буду провести 15 лет в бездействии, разлучен с родными, не принося пользы ни отечеству, ни им, — эта мысль заставляет меня прибегнуть к вам и покорнейше просить вашего ходатайства об уменьшении срока моего покаяния.
15 июля 1842 г.
Русский архив. 1893. № 3. С. 606
Мне случилось в 1843 году встретиться в Киеве с тем, кто имел несчастье убить Лермонтова; он там и исполнял возложенную на него эпитимию и не мог равнодушно говорить об этом поединке; всякий год в роковой его день служил панихиду по убиенном, и довольно странно случилось, что как бы нарочно прислан ему в тот самый день портрет Лермонтова, это его черезвычайно взволновало.