Лермонтов

Побывал в Червленой, «невенчанной» столице Гребенского казачества, и сам Лермонтов. Здесь, по преданию, он и услышал песню, на основе которой написал «Казачью колыбельную». А от Червленой уж и совсем недалеко до Кизляра. В Кизляр Печорин пошлет за подарками для Бэлы, Лермонтова же интересовала не экзотика армянских лавок. Комендантом Кизлярской крепости был в то время Павел Катенин, оппонент Пушкина и друг Грибоедова. Последнее представляло особый интерес. Пушкин и его жизнь не составляли для Лермонтова загадки. В Грибоедове же все было тайной – и жизнь, и смерть, и творческая судьба. О Грибоедове-человеке он мог многое узнать от своей родственницы, Прасковьи Ахвердовой, воспитательницы Нины Грибоедовой. Но Лермонтову для его замыслов мало женских глаз и женской пристрастной памяти. Особенно здесь, на Кавказе, где имя Грибоедова звучало почти в одном «регистре» с именем Ермолова, и главное, теперь, по выходе пушкинского «Путешествия в Арзрум», где не только дан первый очерк судьбы Грибоедова, но и брошен упрек современникам, не заметившим в нем великого человека: «Его меланхолический характер, его озлобленный ум, его добродушие, самые слабости его и пороки… – все в нем было необыкновенно привлекательно. Рожденный с честолюбием, равным его дарованиям, долго был он опутан сетями мелочных нужд и неизвестности. Способности человека государственного оставались без употребления; талант поэта был не признан; даже его холодная и блестящая храбрость оставалась некоторое время в подозрении. Несколько друзей знали ему цену и видели улыбку недоверчивости, эту глупую, несносную улыбку, когда случалось им говорить о нем как о человеке необыкновенном. Люди верят только славе и не понимают, что между ними может находиться какой-нибудь Наполеон, не предводительствовавший ни одною егерскою ротою, или другой Декарт, не напечатавший ни одной строчки в “Московском Телеграфе”… Его рукописная комедия “Горе от ума” произвела неописанное действие и вдруг поставила его наряду с первыми нашими поэтами. Несколько времени потом совершенное знание того края, где начиналась война, открыло ему новое поприще: он назначен был посланником. Приехав в Грузию, женился он на той, которую любил… Не знаю ничего завиднее последних годов бурной его жизни».

В «Герое…» судьба Грибоедова почти не отозвалась, если не считать смерти Печорина по дороге из Персии. Но «Герой…» был первым опытом «кавказского романа». В будущем большом романе, замысел которого Лермонтов вынашивал, Грибоедов и Ермолов – главные действующие лица: «Тифлис при Ермолове, его диктатура и кровавое усмирение Кавказа, Персидская война и катастрофа, среди которой погиб Грибоедов».

Ермолов (анонимно – «русский генерал») впервые упомянут в «Мцыри»: «Однажды русский генерал / Из гор к Тифлису проезжал; / Ребенка пленного он вез». Эпизод документален: Лермонтов был знаком, еще в Петербурге, с художником Захаровым, чеченцем по происхождению. Во время штурма одного из горских аулов он был взят в плен Ермоловым, который принял живейшее участие в судьбе осиротевшего мальчика: отвез в Тифлис, помог получить образование.

После личной встречи с опальным «диктатором» (в 1841 году) написано стихотворение «Спор» – слегка стилизованное под восточную легенду, где дан идеализированный образ «седого генерала» (впечатление такое, что моделью поэту служил не живой человек, а знаменитый портрет Доу). Живой Ермолов был куда менее прост. В записной книжке редактора «Русского архива» П.Бартенева есть такой эпизод: «Князь Н.Г.Репнин был с докладом у императора Александра Павловича вслед за Ермоловым, который вышел из государева кабинета с заплаканными глазами. “Что такое у вас было? – спросил он потом Ермолова. – Когда я вошел к Государю, он отирал слезы”. – “Ничего, – отвечал Ермолов, – друг друга надували”».

«Надуть» Лермонтова Ермолову не удалось. Его раздумья о тайной драме легендарного кавказца, сжигающего горские аулы и спасающего горских детей, как свидетельствует замысел романа, где «седой генерал» назван «диктатором», а его план покорения Кавказа – «кровавым», были столь же беспристрастны, как и «Дума» поэта о судьбе собственного поколения. И в этом случае Лермонтов лишь указывал болезнь, считая, что только История сможет найти выход из трагического противоречия. В ином освещении, чем в «Путешествии в Арзрум», был, видимо, задуман и грибоедовский сюжет. Там, где Пушкин не увидел «ничего ужасного» («Не знаю ничего завиднее последних годов его бурной жизни. Самая смерть не имела для Грибоедова ничего ужасного»), Лермонтов разглядел катастрофу.

Был ли экзотический Кизляр конечной точкой первого кавказского вояжа Лермонтова или он собирался продолжить свое путешествие, неизвестно, ибо в Кизляре или под Кизляром поэт подхватил «гнилую лихорадку», вынудившую срочно вернуться в Ставрополь, где был немедленно помещен в военный госпиталь.