Лермонтов

Нижегородский драгунский полк, как уже говорилось, был полком для парадов, в тяжелых и опасных походах, каковыми были и Закубанские, возглавляемые А.А.Вельяминовым, участвовали другие, чернорабочие полки, и прежде всего самый любимый «красным» генералом Тенгинский пехотный. Элитный эскадрон нижегородских драгун в Анапу доставили морем, тогда как отряд Вельяминова к месту встречи с государем продвигался несколько месяцев под непрекращающимся огнем, теряя в каждой перестрелке десятки солдат и офицеров. Лермонтов это знает и не совсем уверен, что и Столыпиным эти подробности рано или поздно не станут известны. Ведь именно в эту экспедицию угодил Алексей Аркадьевич. Сам Алексей родным о себе наверняка ничего не сообщал, поскольку был писать ленив, но другие прикомандированные, конечно же, не молчали. Поэтому-то Михаил Юрьевич и спешит уведомить и бабушку, и всех остальных сородичей, что с Алексеем все в порядке: «От Алексея Аркадича я получил известия: он здоров, и некоторые офицеры, которые оттуда сюда приехали, мне говорили, что его можно считать лучшим офицером из гвардейских, присланных на Кавказ». По той же причине, похоже, не разъясняет, с какой это стати на Водах появились офицеры из отряда Вельяминова. А появились они там потому, что были либо ранены, либо сражены «гнилой лихорадкой». Не сообщает и о главной печальной новости, привезенной ранеными офицерами на Воды:

«7 июня 1837 года отряд под командой корпусного командира барона Розена сделал десант в Адлер. Потеря состоит в 60 раненых и убитых, в числе коих ранено 5 офицеров и изрублен шашками Бестужев, тело коего переходило несколько раз то к черкесам, то к нашим и наконец осталось у черкес».

Итак, Лермонтов, как и весь состав Отдельного Кавказского корпуса, доживает лето в предвкушении царского визита. Известен пока только сам факт: через сто пятнадцать лет после Петра Великого император соизволил осчастливить южную «провинцию» своим посещением. Впрочем, в Грузии давно поговаривали, что царской ревизии не избежать. Наконец, в марте, барону Розену была вручена официальная реляция: «изыскать средства к безостановочному проезду» и «устройству встреч» на надлежащем уровне. Подробности стали известны только в июне: безостановочное передвижение начнется с Анапы или Геленджика. Уведомили коменданта Анапской крепости, и началась свистопляска. Больше всех суетились, утруждая воображение, гарнизонные дамы, но и мужья их не дремали. Мерещилось нечто грандиозное: и смотр, и показательная экспедиция, и долгое, подробное гостевание. Привели в порядок внешний вид крепости, строжайше запретили «свободное дотоле путешествие по всему городу коров, свиней и многочисленных пернатых». Пернатые и непернатые перешли в распоряжение дам. Жена плац-майора славилась кулинарными изобретениями – ей поручили гастрономическую часть. Майорша отобрала телка и нескольких индюшек. Телка поили цельным молоком, индюшек откармливали галушками по рецепту мадам: тесто из лучшей пшеничной муки с добавлением мелко истертых миндальных орехов. Комендантша, графиня Цукато, занялась более тонкими предметами: выписала из Тифлиса мебель и несколько рулонов лучшего бархата. Голубым, небесным – любимый цвет императора – бархатом обтянули все, что можно было обтянуть, загодя определив места для вензелей – из белых и алых роз. Все замерло в ожидании. Лишь музыкантская команда все репетировала и репетировала петербургскую новинку: «Боже, царя храни…»

В первой половине сентября, загодя, одурев от неопределенности, Лермонтов выехал из Пятигорска по направлению к Анапе, но до Анапы не доехал – задержался в Тамани. В «Тамани», судя по воспоминаниям Цейдлера, узнавшего описанные Лермонтовым и домик, и семейство, с поэтом действительно приключилось нечто аналогичное описанному в романе: после своего путешествия «на запад» Лермонтов вернулся в Ставрополь без вещей и без денег. И даже получил выговор, так как, ожидая, пока мундир и другие вещи будут приготовлены, не явился к начальству сразу же по приезде.

Впрочем, спешить все равно было некуда. И незачем.

Как и намечалось по генеральному плану высочайшего инспектора, государь (вместе с наследником) высадился в Анапе 23 сентября, однако, напуганный происшествием в Геленджике, отменил парад. В Геленджике, где Вельяминов поджидал царя аж с 7 сентября, все, так же как и в Анапе, приготовили загодя: и палатку, подбитую белым сукном, и запас фейерверков. Фейерверк, однако, произведен не был, ибо поднялась буря, и такая, что опрокинулись козлы с ружьями. Солдаты не держались на ногах, палатку вырвало и трепало, как флаг.

И лишь император оставался неколебим: «Войска, дети, ко мне!..» Строй рассыпался, императора окружили, Николай обнимал Вельяминова. Сцена была трогательной. Но тут вспыхнул пороховой погреб…