Лермонтов

Пока проблема «Героя нашего времени» обсуждалась в высших правительственных сферах, дела поручика Тенгинского полка М.Ю.Лермонтова шли себе потихоньку: ни шатко ни валко. К середине ноября 1840 года сводный отряд генерал-лейтенанта А.В.Галафеева вернулся в Ставрополь, где Лермонтова уже ждал нетерпеливый запрос командира его нового Тенгинского полка, расквартированного в Анапе. Морем или сушей добирался он до Анапы, мы не знаем, скорее всего и так и этак. Во всяком случае, декабрист Николай Иванович Лорер познакомился с автором «Героя нашего времени» в Фанагорийской крепости то ли в самом конце декабря, то ли в первых числах января. Значит, прежде чем двинуться по направлению к Анапе, Лермонтов минимум полтора месяца проторчал в Ставрополе. «Фазаны» уже разлетелись – кто на Воды, кто в Тифлис. В Ставрополе остались лишь разжалованные, в том числе и декабристы. Лермонтов попробовал наладить с ними контакт. Контакта не получилось. Зато познакомился с генеральшей Лачиновой, будущим автором «Проделок на Кавказе». От нее, похоже, и узнал, что статья Белинского о «Герое..» опубликована в летних (двух!) номерах «Отечественных записок». Госпожа Лачинова была умна, начитана, моложава, вполне хороша собой, но у нее были два недостатка, для Лермонтова труднопереносимые. Во-первых, в ее манере говорить и держаться было что-то напоминающее Катеньку Сушкову – слишком уж резкое и самоуверенное. А во-вторых, о чем бы ни заходила речь, генеральша умудрялась сворачивать общий разговор к жизни, смерти и творчеству Александра Бестужева-Марлинского. Марлинского она полагала лучшим русским прозаиком, «Капитанскую дочку» не смогла дочитать до конца, на Гоголя фыркала, «Героя…» слегка побранила за сбивчивость сюжета. В отрочестве Лермонтов и сам зачитывался Марлинским, теперь же не мог осилить и двух страниц. Подозревая, что дело тут не в литературе, а в чувствах хозяйки к погибшему страшной смертью романтическому герою, Михаил Юрьевич ласково улыбался и… помалкивал. Недели через две и уютный дом Лачиновых, и культ Марлинского так ему наскучили, что он с радостью, перед самым Новым годом, отправился в Анапу. В Анапе его и застало отправленное из Ставрополя, вкупе со срочными казенными бумагами, разрешение на отпуск.

Елизавета Алексеевна, узнав о положительном решении об отпуске Мишеньки, от радости совсем расхворалась – и дышать нечем, и ноги как не свои. А тут еще и распутица: весна, как на грех, выдалась ранней. Но собралась с духом и вместе с братцем Афанасием тронулась в путь. От радости расхворалась, радость и силы дала. Радость, увы, оказалась обманной, но ни госпожа Арсеньева, ни ее внук об этом пока еще даже не подозревают. Видимо, не только Елизавета Алексеевна, но и сам Лермонтов придали слишком серьезное значение соизволению на отпуск. Этим, видимо, и объясняется неосторожное, опрометчивое его появление на балу у Воронцовых-Дашковых 6 февраля 1841 года. Впрочем, не исключено, что инициатором этой неосторожности был не сам Лермонтов, а хозяйка и дома и бала – графиня Воронцова-Дашкова. Не явиться к ней с визитом, причем сразу же по приезде, Михаил Юрьевич не мог. В Александру Кирилловну был отчаянно влюблен Столыпин-Монго. К ее литографическому портрету, с которым Алексей Аркадьевич не расставался, Лермонтов по просьбе друга написал широко известные ныне стихи:

Как мальчик кудрявый, резва,
Нарядна, как бабочка летом;
Значенья пустого слова
В устах ее полны приветом.

Ей нравиться долго нельзя:
Как цепь, ей несносна привычка,
Она ускользнет, как змея,
Порхнет и умчится, как птичка.

Таит молодое чело
По воле – и радость и горе.
В глазах – как на небе, светло,
В душе ее темно, как в море!

То истиной дышит в ней все,
То все в ней притворно и ложно!
Понять невозможно ее,
Зато не любить невозможно.

Монго, стихов не запоминавший, эти выучил наизусть. И вот они напечатаны, в двенадцатой книжке «Отечественных записок»! Ну, как же не поднести графине этот журнал, а графине в знак благодарности не пригласить дорогого Михаила Юрьевича на завтрашний бал в ее собственном доме? При всей своей светскости, Александра Кирилловна была убеждена: имя, красота и богатство позволяют ей своевольничать – поступать по своей воле и делать то, что не позволяется другим. На этот раз красавица явно преувеличила степень своей независимости от мнений света. Поймав возмущенный взгляд великого князя Михаила, зазвала опасного гостя во внутренние комнаты и приказала слуге вывести дорогого Михаила Юрьевича на улицу по черной лестнице.