Читаем Лермонтов полностью

…и вы едва лиВблизи когда-нибудь видали,Как умирают. Дай вам БогИ не видать…

При всей выразительности приведенных описаний жаркого боя у реки Валерик, читателю не хватает реалий, чтобы представить себе, что же означает, скажем, процитированная выше строка из Журнала военных действий: «…с отменным мужеством и хладнокровием и с первыми рядами храбрейших <Лермонтов> ворвался в неприятельские завалы».

Дабы восполнить нехватку конкретных подробностей, привожу отрывок из воспоминаний участника другой экспедиции в те же места – печально знаменитого Даргинского похода (лето 1845 г.), в котором, кстати, погиб Михаил Глебов, секундант Лермонтова на его последней дуэли:[46]

«…Дорога, еще суживаясь, делает крутой поворот, за которым глазам открывается топкое, сажени в три, место, а за ним, шагах во сто, срубленные поперек дороги громадной толщины чинары, и еще момент – и все это место засветилось от губительного, в нас посылаемого залпа ружей из 300 – такие залпы одновременно открываются из боковых завалов по всей колонне; залпы эти сопровождает неистовый дикий крик неприятеля, а по горам многократное от выстрелов эхо все дальше переливается, как будто дикая сама по себе природа приняла участие в диких страстях здесь человека. Одно спасение – взять лежавший перед авангардом завал, не дав неприятелю вновь зарядить ружья. Загремело из тысячи голосов знакомое кавказское, не знающее удержу “ура” и слилось с “ура” всей остальной колонны… Авангард несется через топь к завалу, разбрасывает мгновенно лежащие перед ним, загромождающие дорогу ветви срубленных чинаров и занимает самый завал, из которого неприятель частью уже перебежал в устроенный дальше в некотором расстоянии такой же другой завал. Засев во взятом завале, положение наше, хотя пули попадали и с боков, стало под защитою его сноснее, чем и восстановилась бодрость солдат и уверенность в дружное на штыки “ура” возвратилась, несмотря на беспрерывные выстрелы засевшего впереди в завале неприятеля, которого недолго думая новым дружным “ура”, хотя и с потерею, выгнали и оттуда в следующий такой же завал. Таких завалов было на протяжении 2–3 верст по дороге 15…»

«Валерик» произведение глубоко личное, решенное в форме письма к любимой женщине, а Лермонтову для задуманного романа необходимо понять психологию оставшихся безымянными участников того же сражения, тех, кто «несмотря на беспрерывные выстрелы засевшего впереди в завале неприятеля, которого недолго думая новым дружным “ура”, хотя и с потерею, выгнали и оттуда в следующий такой же завал». Прошло сто семьдесят лет, а лучшего реквиема неизвестному солдату, чем лермонтовское «Завещание», никто так и не создал:

Наедине с тобою, брат,Хотел бы я побыть:На свете мало, говорят,Мне остается жить!Поедешь скоро ты домой:Смотри ж… Да что? моей судьбой,Сказать по правде, оченьНикто не озабочен.А если спросит кто-нибудь…Ну, кто бы ни спросил,Скажи им, что навылет в грудьЯ пулей ранен был,Что умер честно за царя,Что плохи наши лекаряИ что родному краюПоклон я посылаю.Отца и мать мою едва льЗастанешь ты живых…Признаться, право, было б жальМне опечалить их;Но если кто из них и жив,Скажи, что я писать ленив,Что полк в поход послалиИ чтоб меня не ждали.Соседка есть у них одна…Как вспомнишь, как давноРасстались!.. Обо мне онаНе спросит… все равно,Ты расскажи всю правду ей,Пустого сердца не жалей;Пускай она поплачет…Ей ничего не значит!

Сражение при речке Валерик – не единственное «жаркое дело» в военной биографии Лермонтова. Осенью 1840 года он снова прикомандирован к кавалерийскому отряду, действующему в Малой Чечне, и в каждом из сражений обращает на себя внимание не только «пылким мужеством», но и «расторопностью и верностью взгляда».

10 октября Лермонтов принял на себя командование группой разведчиков-кавалеристов (по определению самого поэта, что-то «вроде партизанского отряда»).

Опытный офицер, «настоящий кавказец», Константин Мамацев вспоминает:

«Невозможно было сделать выбора удачнее; всюду поручик Лермонтов, везде первый подвергался выстрелам… и во главе отряда оказывал самоотвержение выше всякой похвалы».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии