Лермонтов

В 1836 году по инициативе Николая была основана Черноморская береговая линия – несколько укреплений от Анапы до Поти. По замыслу автора проекта, задача приморских гарнизонов заключалась в том, чтобы пресечь снабжение горцев морским путем (из Турции на Кавказ доставлялось английское оружие; Англия, опасаясь за свои колонии, была сильно обеспокоена «русской экспансией на Восток»). Однако гарнизоны, оставленные в причерноморских, заложенных еще при Вельяминове, укреплениях, вместо того чтобы угрожать горцам, сами оказались в состоянии постоянной блокады. Даже из-за стен нельзя было показаться, не рискуя жизнью: все – от возделывания огородов до рытья могил – оплачивалось кровью. И если бы только кровью! Усилия полковых медиков были бессильны перед здешней лихорадкой. Доходило до того, что девять десятых числа солдат, как свидетельствует военный историк, лежали больными и некому было «занимать караулы…». В одном из этих обреченных на истребление фортов летом 1839 года и умер Александр Одоевский.

Среди «настоящих кавказцев» Береговая линия была крайне непопулярна. Даже соперничающие друг с другом Евгений Головин (командир Отдельного Кавказского корпуса) и Павел Граббе в отношении «Прибрежной линии» были единодушны, считая ее «шарлатанством». Она и была шарлатанством, что и доказала весна 1840-го. 7 февраля черкесы захватили форт Лазаревский. В ночь с 28-го на 29-е – Вельяминовский, а 22 марта взлетело на воздух все, что осталось от укрепления Михайловское. Чудом уцелевшая к концу штурма горстка солдат, не желая сдаваться в плен, подожгла пороховой погреб.

Докладывая об этой катастрофе, Граббе писал Николаю: «Если четыре роты пехоты, значительное число орудий… примерная храбрость и распорядительность начальников и самая упорная и мужественная защита не могли спасти укрепления, то ясно, что слабость Береговой линии находится в самых основных началах ее устройства».

Чтобы осмелиться на подобный доклад, зная, что автор «основных начал устройства» сам император, нужно было обладать и чувством собственного достоинства, и мужеством, и характером. Однако и Николай нерешительностью не страдал. Получив известие о падении форта Лазаревский, приказал немедленно передвинуть на Кавказ 13-ю крымскую дивизию. Но Крым был далеко, а положение угрожающим, и тогда на помощь береговым гарнизонам по распоряжению опять же государя императора срочно двинули резервные батальоны Тенгинского пехотного, того самого, куда его решением будет зачислен Лермонтов. Известие о падении Михайловского пришло в Петербург 9 апреля 1840 года. 11 апреля государь потребовал срочного окончания военно-судного дела о дуэли, а 13-го изменил решение суда. Согласно определению генерал-аудитора, поручика Лермонтова надлежало выдержать под арестом на гауптвахте в течение трех месяцев, а затем выписать в один из армейских полков тем же чином. Получив на высочайшее утверждение приговор, Николай сам выбрал полк – Тенгинский, а на пакете, в котором было прислано решение генерал-аудитора, приписал: «Исполнить сегодня же». Факт, казалось бы, настолько красноречивый, что даже комментарии не требуются. Однако делать на этом основании из государя злодея было бы все-таки не историчным. Тенгинский пехотный считался самым исправным и славным из кавказских полков, а воспитание посредством настоящей фронтовой службы – верным средством от пагубного легкомыслия и неприличной в «государстве порядка» ветрености. Ермолов, разгневавшись на одного из своих сыновей, отправил его на Кавказ, снабдив письмом к генералу Граббе, в котором просил определить напроказившего негодника рядовым в Тенгинский пехотный.