Лес

Борисов, наконец, перестал стучать по столу. Он сцепил руки в замок, положил их на стол, слегка наклонился вперед и уставился на меня своими жуткими голубыми глазами.

– Я спрошу в последний раз, – тихо сказал он, – Где мои деньги?

Сердце гулко стучало у меня где-то в горле.

– Я правда не помню. Ничего не помню, клянусь.

Борисов посмотрел куда-то чуть выше моего правого плеча и коротко кивнул. Тут же мне в правую скулу прилетел сильнейший удар. Прежде, чем упасть на пол, я успел подумать, что Паша, вероятно, надел кастет. Левая нога взревела от боли. Я закричал.

Борисов встал и обошел стол. Я увидел его вычищенные до блеска туфли. И тут он ударил меня ногой в живот. А потом еще раз. И еще.

Он бил, бил и бил, отрывисто произнося по слову после каждого удара:

– Никто!… Не кидает!.. Меня!… На пятнадцать!.. Лямов!..

Мои ребра, которые только-только срослись, снова треснули. Несколько швов разошлись. В груди начался пожар.

Борисов остановился и сложился пополам, тяжело дыша.

Я услышал, как за дверью в приемной завизжала Лена. Борисов и Паша посмотрели на дверь.

– Какого?… – успел произнести Борисов, и тут дверь в кабинет сорвали с петель. Одновременно с этим большие окна, выходящие на живописный деловой центр города, разлетелись на осколки. Их разбили люди в черных камуфляжных костюмах и масках, висевшие на специальных тросах и спустившиеся, судя по всему, с крыши здания. Еще четверо или пятеро людей в таких же черных костюмах ворвались в кабинет через дверной проем.

«Лежать!», «На пол!», «Руки за голову!» услышал я со всех сторон. Я увидел, как Паша и Борисов опускаются на колени, подняв руки, и отключился.

***

«Мы никому не расскажем, хорошо?»

Вспышка света.

Трещины на стекле.

Проснувшись, я обнаружил себя на больничной койке. Опять.

Тело болело. Конечно, не как после автокатастрофы, но все же ощущения были ужасные.

Возле койки сидел мужчина лет пятидесяти в сером костюме.

– Привет, Алексей.

– Кто вы? – спросил я. Голова снова раскалывалась.

Мужчина посмотрел на меня удивленно.

– Знаешь, я говорил с твоим врачом, он сказал, что таких проблем с памятью у тебя быть не должно. Не помнишь меня, серьезно?

Я медленно помотал головой.

– Меня зовут Николай. Я из полиции.

Что ж, все ясно. Мне крышка. Меня посадят за то, чего я даже не помню.

– Хочу сказать тебе спасибо. Операция проведена успешно. Антон Борисов за решеткой. И после суда останется там, скорее всего, до конца жизни.

– Что? Какая операция?

Николай вздохнул.

– Ты и правда все забыл? Около года назад мы тебя завербовали. Заключили сделку: твоя свобода в обмен на информацию обо всех грязных делах Борисова. Доказательств накопилось достаточно. Мы, конечно, заволновались, когда ты попал в ту аварию. Подумали, что Борисов тебя раскрыл и подстроил это. Но потом он оплатил твое лечение, так что… – он пожал плечами.

У меня голова шла кругом.

– Я ничего из этого не помню, – сказал я.

– Думаю, что врачи тебе помогут. Мы свое слово держим. Против тебя не будут возбуждать дело. Борисов крупная шишка, а ты лишь мелкая сошка.

Интересно, подумал я, а как же девушка в синем платье? На это полиция тоже закрыла глаза?

– Так все-таки та автокатастрофа… Она не подстроена? Может быть не Борисовым, а кем-то другим? – аккуратно спросил я.

Николай покачал головой.

– В отчете ГИБДД все указано четко. Дорога была мокрая после дождя. Ты просто не справился с управлением и вылетел в кювет.

Так значит они не знают ни про какую девушку.

– Ладно, спасибо, – сказал я, – Знаете, мне надо подумать обо всем этом.

– Конечно, – Николай поднялся на ноги, – Не представляю, сколько на тебя сейчас вывалилось новой для тебя информации. Поправляйся.

С этими словами он вышел из палаты. Я опустил голову на подушку и закрыл глаза. Я ничего не понимал. Голова разрывалась от новой информации. Переваривая ее снова и снова, я, наконец, заснул беспокойным сном.

***

Позже ко мне зашел Усов.

– Давно не виделись, да? – спросил он, как всегда ослепительно улыбаясь.

– Я бы предпочел больше и не видеться.

Усов рассмеялся, как будто я сказал самую смешную шутку, которую он слышал в своей жизни.

– Да, конечно. Это точно, – Александр Михайлович вытер проступившие на глазах слезы и раскрыл папку, – Да уж, Алексей. Вы, похоже, родились в рубашке, потому что у меня снова в общем-то хорошие новости. Разошедшиеся швы мы зашили, повторных травм головы у вас нет, кости целы.

Я с удивлением посмотрел на него. Я был готов поклясться, что почувствовал, как ребра снова треснули, когда Борисов бил меня ногами.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Пару дней понаблюдаем и будем выписывать.

– У меня беда с памятью, – сказал я, – Я не понимаю, что со мной происходит.

Усов озабоченно посмотрел мне в глаза.

– Вы про ложное воспоминание о девушке в синем? Оно так и не пропало? – спросил он.

– Нет. Вернее… Оказывается, я не помню какие-то выборочные фрагменты моей жизни. Фрагменты, касающиеся… Работы. Отдельной ее сферы, скажем так. А все остальное помню прекрасно. Как такое может быть?

Александр Михайлович вздохнул.