Les Arcanes. Ole Lukoie (СИ)

Чжан Исин был зол и обижен, и невозможность спать все только усугубляла. Каждый новый час бодрствования отправлялся в копилку ненависти. Исин накручивал себя. Заламывал пальцы, стискивал зубы, кусал подушку или запястья в попытках сдержать ярость, которая ядерной бомбой взорвалась в груди, уничтожая на своем пути все. Исин не мог просто отпустить и забыть. Ему было плохо, и он хотел найти в этом виноватых. Знал, что тоже виноват, но ненависть к себе не делала ситуацию лучше, лишь заводила в тупик. Зато ненависть к кому-то другому дарила надежду на то, что месть подарит облегчение. Что однажды Исин аккуратно возьмет с кровати подушку и прижмет ее к лицу Чондэ до тех пор, пока тот не перестанет дышать, а потом вернется к себе домой и наконец-то спокойно уснет.

Эта ужасающая картина крутилась в сознании Исина уже не один день, но не она пугала его больше всего, а причины ненависти. Ведь не из-за предательства он ненавидел Чондэ, не из-за лжи, и не из-за того, что она открылась, а из-за того, что было до этого. Правду говорят, нельзя ненавидеть людей, которые тебе безразличны. Эта та правда, которую Исин отказывался принять, но ему хотелось рыдать каждый раз, когда он пытался убедить себя в обратном. Это приносило слишком много боли, и не потому, что все закончилось так плохо, а потому что до этого было очень хорошо.

Исин откровенно соврал дважды. Когда сказал, что не любит и когда сказал, что не остановил бы Чондэ, когда тот собирался уйти. Потому что даже если бы ему дали второй шанс, вернули бы назад во времени, он бы пережил все еще раз. Каждую ночь, кроме последней. Для него это было самое замечательное время. Он по-настоящему чувствовал себя живым. Он был тогда собой больше, чем когда-либо. Искренне улыбался и злился. И так смотрел на Чондэ, будто никак не мог поверить в его существование. До сих пор не может.

Сейчас, когда чувства чуть улеглись, когда воспоминания встали на свои места, он чувствовал себя напряженным, натянутым как струна, готовая лопнуть в любой момент. Исин был на грани нервного срыва, и воспоминания о чужих глазах, черных как ночь, сияющей улыбке и теплых руках делали только хуже. От них было жутко больно.

Исин не мог себя простить за то, что готов отдать все, что угодно, лишь бы вернуть все к началу. К тому моменту, когда все еще не стало так сложно, и навсегда там остаться. В тех нескольких ночах, когда он мог себе позволить любить Чондэ, восхищаться им, и безоговорочно ему доверять. Хотелось бы поверить ему снова, очень хотелось бы, но…

Никак не удавалось договориться с разумом, который предлагал рациональное решение. Сердце считало совершенно иначе, а Исин был склонен доверять ему больше. Оно не подводило. Обычно…

Чжан Исин упорно гнул свою линию, убеждая себя, что без Чондэ его жизнь была бы значительно лучше, и решение разойтись разными дорогами было правильным, а не поспешным. Вот только кольцо на пальце говорило совсем о другом. Если бы Исин действительно хотел со всем покончить, он бы избавился от него, но он просто не мог этого сделать. Не мог заставить себя. Ведь это значило бы отказаться от чего-то очень важного. Не только от плохого, но и от всего хорошего, что с ним было.

Исин просто хотел вернуть те ночи, когда он чувствовал себя ребенком. Когда Чондэ мягко улыбался ему, говорил с напускным родительским тоном и смотрел пронзительно и очень нежно своими потрясающими черными глазами. Исин просто захлебывался, когда вспоминал это. И слезы, которые, казалось, за все эти долгие дни уже высохли, наворачивались снова. Ему бы выспаться. Нырнуть в сон, и не просыпаться день или два, пока все не уляжется. Пока не встанет на свои места. Он так хотел спать, черт возьми. До истерики, до потери сознания. Но не мог. Каждый раз, когда закрывал глаза, на него накатывала паника. Волнение сбивало ритм сердца. Он будто боялся снов. Того, что в них происходило. Как будто весь этот кошмар мог продолжиться, стоило ему закрыть глаза. Что если это так? Он не сможет жить дальше, если не справится с этим.

Поздняя ночь плавно перетекала в раннее утро. Шел пятый час. Исин, запрокинув голову на сиденье дивана, сквозь слезы и темноту вглядывался в циферблат настенных часов, вместе со стрелками отсчитывая уходящие минуты. Ночи становились все длиннее.

Иногда, случались такие ночи (в жизни Исина их было ровно три), когда казалось, что утро не наступит вовсе. Время будто застывало. За одно движение секундной стрелки можно было сбегать от одного конца города до другого, а потом вернуться обратно в свою постель.