Les Arcanes. Ole Lukoie (СИ)

В одно мгновенье Исин позабыл о сжавшейся на его лодыжке железной перчатке, и о том, что над его головой заносят меч. Все это было не важно, потому что принц, немного отведя руку с мечом за правый бок, готовился нанести удар. Оле просто не успевал отразить атаку, потому что пытался удержать зонтом меч стражника перед собой.

— Сзади! — закричал Исин, с силой опираясь на руки, чтобы поползти вперед. — Оле, сзади!

Он был готов ползти даже со стражником, ухватившемся за его ногу, даже с мечом застрявшим в спине, но понимал, что ни он, ни Оле не успеют отразить эту атаку. Чондэ успел лишь обернуться, встречая прямую атаку под ребра в левый бок.

Время словно застыло. Предательски долго меч входил в податливое тело. Унизительно мерзкой была улыбка, расплывающаяся по губам принца в этот момент.

Глаза Исина расширились от ужаса, рот раскрылся в немом крике отчаяния. Почему-то молодой человек в этот момент не мог издать ни звука. Он поверить не мог, что это действительно произошло. Кого-то вроде Оле нельзя было так легко ранить. Кого-то вроде Оле нельзя было так легко убить.

— Чондэ! — душераздирающий крик прокатился по тронному залу словно волна цунами, сшибая и уничтожая все на своем пути. Это походило на незримую силу, которая пробирала до костей, доходила до самого сознания, отключая его. То был крик отчаянья граничащий с сумасшествием. Самый сильный из тех, что доводилось когда-нибудь слышать этой земле.

Стражники, что были еще на ногах, замерли в оцепенении, а потом, один за другим стали падать замертво, словно кто-то опустил рубильник, отрезая их от питания. Рука на лодыжке разжалась, и Исин, сначала ползком, потом уже стоя на ногах, помчался к Оле-Лукойе.

Принц медленно вытащил меч из раны, давая Чондэ беспрепятственно рухнуть на колени, выпуская зонт из рук. Это была ужасающая давно забытая человеческая боль. Воспоминание, которое Оле-Лукойе не хотел бы снова пережить. Он помнил каждую секунду, пропитанную страданиями. Помнил, как медленно угасала жизнь в его теле. И сейчас, даже зная, что он не может умереть, даже зная, что эта рана не самая страшная из тех, которые были у него, и что она заживет быстрее, чем у обычного человека, при всей своей силе, он не мог сделать боль меньше. Это была жестокая шутка. Из всего, что можно было оставить от человеческой жизни, они выбрали боль. Настоящую, чистейшую человеческую боль, которая была реальнее, чем сотни зыбких миров, окружающих Оле.

— Чондэ! — Исин впился пальцами принцу в плечо, и словно простыню отбросил на пол. — Чондэ, как ты?

Чжан рухнул на колени рядом с Оле-Лукойе, подхватывая его, чтобы тот не упал. Чондэ дышал прерывисто и через раз, стараясь не шевелиться, чтобы не тревожить рану.

— Надо… врача позвать, — забормотал Исин, зажимая рану, — надо уходить отсюда.

Он поднял растерянные, полные отчаяния глаза на Оле-Лукойе, ища ответа в его болезненно искаженном лице.

— И нужно было тебе нас в это втягивать, — с трудом выдавил Чондэ, наваливаясь на Исина. — Самое смешное, ты даже не понял, что только что натворил.

— Я… — Чжан поджал губы, чувствуя, что к горлу подступает ком, а глаза заволакивает слезами, — был неправ, Оле.

— Чондэ, — тихо проговорил Оле, — мне больше нравится, когда ты называешь меня Чондэ.

— Да как хочешь буду называть, ты только скажи, что с тобой все в порядке! — Исин прижался губами к виску Оле-Лукойе, упуская слабую улыбку на его губах. В этом прикосновении молодой человек хотел передать всю свою силу, только он не мог. Если бы это так работало, врачи бы были не нужны.

— Со мной все в порядке, — еле пробормотал Оле и, соскользнув с плеча, повалился на пол.

— Чондэ! — вскрикнул Исин. — Чондэ! Эй, Чондэ! Ты ведь прикалываешься, да? Ты ж гребанный Оле-Лукойе! Ты не можешь так просто… Чондэ!

Но Оле-Лукойе не ответил, абсурдно завершая самую короткую сцену прощания и смерти. Его глаза, все еще открытые, в момент потускнели, заволакиваясь серой пеленой. Рот был приоткрыт, словно он еще пытался что-то сказать, но не успел. Чжан осторожно подполз к телу, небрежно затаскивая его на колени, и дрожащими, покрытыми то ли своей, то ли кровью Оле, руками стал гладить его по спине.

Исин тихо всхлипнул, наблюдая как по полу разливается бордовая кровь. Молодой человек в этот момент был так ошарашен, что даже здраво мыслить не мог. Ему казалось, что это конец. Абсурдный, очень глупый конец. И ровно настолько, насколько он не хотел в это верить, настолько же он был в этом убежден.

На смену отчаянью медленно приходила злость. Чистая, клокочущая в груди. Именно в этот момент Чжан Исин в полной мере осознал, что такое ярость. Пылающий внутри огонь, уничтожающий человечность, которая, силами Оле, все еще тлела внутри сознания Исина, не давая сорваться в пропасть безумия.

Чжан все глубже погружался в непроглядную тьму своего сознания, в которой таились самые ужасные, самые невероятные пороки его души. И этот мрак разрывал отвратительный, звенящий в тишине смех принца.