Лес огней

Мы добрались до причала Греба как раз до наступления сумерек. Это маленькое рыбацкое поселение было погрязнее Талтона, с серой галькой на побережье и ветхими домишками. Греб находился у основания Солетов — горной цепи с высокими, заострёнными пиками. Весна только начиналась, и вершины гор укрывали огромные снежные шапки.

Я не представлял, почему принцесса решила отправиться этим путём. Проход через горы в принципе мог сэкономить несколько дней пути до Солета, но путешествие будет тяжелее, а значит займёт больше времени.

— Как долго вы собираетесь задержаться в Гребе? — поинтересовался Руперт, когда мы повели лошадей к стойлам на постоялом дворе.

Я молча протянул руку Амалии, чтобы забрать у неё кобылу. И хотя принцесса всё ещё меня не простила, она без колебаний отдала поводья.

— Всего на… — начала отвечать Амалия.

— Пока не знаем, — резко перебил я, не желая сообщать ему то, что ему было знать не обязательно. — А у вас какое-то дело в Гребе?

— Просто проездом, — отмахнулся он, — хотя я подумываю остаться на несколько дней. Ещё не решил.

Амалия бросила на меня быстрый взгляд, догадавшись, что ничего хорошего от Руперта ждать не стоит. Это был первый раз, когда она на меня посмотрела, с того нашего разговора под дождём. Возможно, это означало, что она простила меня. Или, скорее, её антипатия к Руперту пересилила недовольство.

К тому времени, как мы оказались у постоялого двора, уже стемнело. По всему Гребу хаотично горели несколько фонарей на деревянных столбах. Постоялый двор, а по совместительству таверна, представлял собой самое яркое здание на грязной улице, и оно было единственным, у которого были настоящие стеклянные окна. Хозяевам, должно быть, хорошо платили путешественники, чей путь проходил между Кенроу и Солетом.

Триндон первым подошёл к двери и открыл её перед всеми. Нас встретил поток тёплого воздуха, громкие голоса и аппетитный запах ужина.

— Умираю с голоду, — прошептала Амалия Гейджу. — Я могла бы съесть слона.

Я спрятал улыбку, зная, что это предназначалось не для моих ушей.

Гейдж улыбнулся Амалии. От того, как они переглядывались друг с другом, я ощутил неожиданный прилив тоски по дому. Больше всего я скучал по Кассии. Я не сомневался, что сестра очень уставала без меня теперь, когда ей в одиночку приходилось справляться с братьями, заботиться о больной матери и облегчать бремя отцовских галлюцинаций.

Мы знали, что моя миссия в Ренове займёт немало времени, но груз ответственности наверняка сильно давил на неё.

Мысль, что я делал это всё ради них — во благо всех измученных дрейганцев, истощённых, измождённых, больных, — укрепляла меня в своих намерениях.

Моя цель была благородна, даже если для её достижения приходилось совершать не самые благородные поступки.

— Ты увлёкся принцессой, — обвинил меня Триндон с широкой ухмылкой, не затыкавшийся ни на минуту до тех пор, пока мы не оказались одни в общем номере.

Я ответил ему мрачным взглядом.

— Даже не пытайся отрицать. Я видел, как ты сегодня улыбнулся дважды, если не трижды. Уверен, это рекорд… Устал, наверное?

— Ты хочешь ночевать в конюшне?

Он завалился на кровать, которая не выглядела ни мягкой, ни достаточно длинной для взрослого мужчины.

— Попробуй меня сдвинуть.

Я покачал головой и отошёл к окну, чтобы открыть ставни. Была уже глубокая ночь. И хотя я их не видел, но слышал как океанские волны выплёскивались на берег неподалёку. Это был звук холода, одиночества. Как ветер, воющий бессонной ночью. А, к чёрту.

— Но я ведь прав, да? — продолжал допрос Триндон, вцепившись в тему, как собака в кость.

Я прикинулся дурачком, чтобы позлить его.

— В чём?

— Тебе нравится Амалия.

— Это неважно, — ответил я и вздрогнул, вспомнив, когда в последний раз использовал это слово.

Мысли возвратились к поляне у яблоневого сада, а затем, к сожалению, перетекли к недавним словам Амалии.

«Ты задолжал мне поцелуй».

— Неважно? Как такое может быть неважно? — рассмеялся Триндон. — О, это ведь пожирает тебя изнутри, правда? Как ты можешь смотреть на эту милую девушку с оленьими глазами, чуть ли не скачущей за тобой, боготворя, как героя…

— Принцесса не олениха.

— …и не чувствовать себя жабой? Нет, хуже, чем жабой — бородавкой на жабьем пузе.

Я скрестил руки на груди и ждал, как бы спрашивая: «Ты закончил?»

Очевидно, нет.

— Ты всегда был так благороден, Риз. Всю жизнь возвышался над всеми, а теперь влюбился в единственную, с которой поступил нехорошо — и в единственную, с которой не можешь быть. В каком незавидном положении ты оказался, однако.

Я развернулся к нему, распрямляя плечи.

— У меня есть задача. Нравится мне Амалия или нет — это не имеет значения. Она необходимая пешка. Следовать плану будет значительно труднее, если я начну питать к ней чувства.

Триндон выглядел так, будто хотел возразить, но тема была закрыта. Он улыбался, несколько мгновений глядя в потолок, прежде чем довольно вздохнул и добавил:

— Какой же холодной жизнью ты живёшь, капитан.

Я потёр виски.

— Последний раз предупреждаю, не называй меня так.