Лес повешенных

– Я был в составе трибунала, и никто, заметьте, никто не воздержался, вынося негодяю смертный приговор... Он и не отпирался. Впрочем, мудрено отпереться при стольких уликах... Но вел себя вызывающе, не отвечал на вопросы председателя... всех презирал, всех ненавидел... Нет, таких людей мало вешать... Когда патруль задержал его, он хотел застрелиться, но ему не дали. Вот вам еще одна улика!.. Не думайте, я человек не кровожадный, не мстительный... Но можно ли было поступить иначе?.. Доказательства налицо...

Капитан нехотя надломил ледяную корочку молчания и с какой-то грустной безнадежностью возразил:

– Что значат доказательства в сравнении с человеческой жизнью...

Красиво очерченные губы поручика искривила ироническая усмешка, он наслаждался своим превосходством.

– Вы забываете, что мы воюем... Что значит одна человеческая жизнь в сравнении с судьбой страны, сотен и тысяч человеческих жизней!.. До сантиментов ли?.. Жалеть изменника – значит потакать измене!.. Сразу видно, что вы запасник...

– Да, вы правы, – поспешил согласиться Клапка. – Я не кадровик... До войны был адвокатом, имел свою контору...

– И я тоже не военный. Учился в университете, грыз, как говорится, гранит науки и от реальности был весьма далек. Только здесь и столкнулся лицом к лицу с настоящей жизнью и понял: война единственный двигатель прогресса!..

Горькой усмешки капитана было куда как довольно для ответа, и все же он решился на большее.

– Война – двигатель прогресса? Какого? Средств и орудий для убийства?..

Щеки самолюбивого поручика ярко вспыхнули, и, готовясь защитить свою правоту, он лихорадочно искал какого-нибудь разительно веского довода, но на ум как назло не приходило ничего подходящего и достойного. Утопающий искал соломинку и нашел: из села, обхватив тяжеленную скамейку, трусцой бежал запыхавшийся, вспотевший капрал.

– Одну минуточку, капитан, – извиняющимся голосом проговорил поручик Болога и, повернувшись к своему избавителю, окатил его потоком брани: – Ты что это приволок, болван? Стол обеденный? Ну можно ли на такое взобраться, балбес?.. Впрочем, какое мне дело? Стану я портить себе кровь! Не мне поручено!.. Ну и достанется вам от генерала, задаст он вам перцу!.. Что стоишь как пень? Поставь скамью, вдави ножки в землю, еще ниже... вот так... Все вам подскажи, сами ни бум-бум!.. Что за народ!..

Картинно воздетые к небу руки вдруг опустились – поручик заметил приближающуюся группу офицеров во главе с командиром дивизии, генералом, – маленького росточка, румяненьким, упитанным человечком с торчащей из-под мясистого носа щеточкой усов. Шел генерал бодрой, молодцеватой походкой, похлопывал себя по блестящему голенищу стеком, а рядом, то обгоняя его, то оказываясь у него за спиной, семенил седоусый, высокий, пузатый капитан-претор[1], держа в руке свернутую трубкой бумагу.

– А вот и генерал, значит, и осужденного ведут, – радостно объявил поручик и подмигнул капитану.

Капитан испуганно раскрыл огромные навыкате глаза, словно увидел перед собой привидение.

Исполненный служебного рвения, бравый поручик бросился к генералу и, лихо козырнув, доложил:

– Ваше превосходительство, я пришел сюда чуть раньше и обнаружил отсутствие скамейки.

– Как! Нет скамейки? – недоволным голосом переспросил генерал и уничтожающе посмотрел на разом сникшего, перепуганного претора.

– Пришлось принять меры, – как ни в чем не бывало продолжал поручик, стараясь успокоительным тоном утешить всполошившегося претора. – Я распорядился, и скамейку принесли.

Но претор уже ничего не слышал. В паническом ужасе он побежал вперед, не обращая внимания на вытянувшегося перед ним капрала, оглядел все вокруг наметанным глазом и, успокоившись, изобразил на своем подвижном лице подобие сладчайшей улыбки, хотя адресована она была, увы, не предприимчивому поручику, а его превосходительству, командиру дивизии, господину генералу.

И тут же беззаботная улыбка опять сменилась паническим ужасом.

– Капрал, где палач?

– Не могу знать, господин претор. Вы только насчет ямы приказывали, а насчет палача не...

– Молчать! Кретин! – истерически завизжал претор. – Фельдфебель! Фельдфебель!.. Да что же это? Развал!.. Ваше превосходительство, ни палача, ни фельдфебеля... – стал он жаловаться генералу, как бы ища у него поддержки. – Совсем распоясались... Приказов не выполняют... Развал!.. Полный развал!..

Чахоточного вида фельдфебель появился у виселицы, будто из-под земли вырос.

– Ты где шляешься, паршивец? – угрожающе простонал претор. – Смотри, попомню я тебе... Где палач?

– Тридцать суток ареста! – взмахнув стеком, рыкнул генерал и, тронув двумя пальцами щеточку усов, распорядился: – Немедленно назначить другого палача!

– Капрал, вы назначаетесь палачом! – торопливо распорядился и претор и облегченно вздохнул.

– Как так? Господин претор!.. За что же?.. Христом-богом молю... Увольте! Помилуйте... – взмолился капрал.

Претор совершенно растерялся и, в отчаянии, сбитый с толку, опять стал жаловаться генералу на недисциплинированность подчиненных. Генерал, взбеленившись, прошипел сквозь зубы: