Лес шуметь не перестал...

Николай схватил сапоги и тут напялил их на ноги. Со скрипом прошелся по избе.

— Вот когда бы мне встретить их! — воскликнул он.

— Кого? — с удивлением спросила Елена.

— Это я так, от радости, — замялся Николай, расхаживая по избе.

— Хороши? — с довольной улыбкой сказала Елена.

— Спрашиваешь!

С этого дня Николай остался жить у нее. Наутро он уже на салдинской паре гнедых выехал в поле, на пар. «Жизнь все-таки, как я посмотрю, хорошая штука», — думал он, шагая за двухлемешным плугом и понукая откормленных лошадей. На ногах у него поскрипывали новые сапоги.

Глава седьмая

Среди ясных дней весны попадаются и пасмурные.

(Эрзянская поговорка)

1

Дня за два до приезда Захара Таня перебралась жить к Марье Канаевой. Марья тосковала по мужу. Она как-то открылась Тане, что часто по ночам видит его при таких обстоятельствах, что сама не может понять, во сне это или наяву… Нужно было отвлечь мысли женщины от ее горя. Но сделать это Таня могла, лишь постоянно находясь около нее.

Вначале жизнерадостный голос Тани несколько раздражал не только старого Канаева, но и Марью, свыкшихся с тишиной в доме. После смерти Григория они разговаривали почти шепотом, словно боясь спугнуть прочно здесь обосновавшуюся печаль. А теперь изба вдруг заполнилась звоном молодого голоса. Первым почувствовал перемену Петька. Он все чаще и дольше стал оставаться дома, не боясь, что гнетущая тишина напомнит ему о тяжелой потере. Исподволь влияние новой обстановки начало сказываться и на Марье. У нее стали вспыхивать невольные улыбки, возникали минуты, когда печаль отступала, забывалась, появлялся интерес к окружающему, к жизни и работе.

О приезде Захара Таня узнала от Лизы, вскоре же наведавшейся к Канаевым. В последнем письме о своем приезде в Найман Захар писал неопределенно. То ему хотелось непременно видеть ее и о многом поговорить, то намекал, что неплохо бы уехать куда-нибудь подальше от этого Наймана и еще года два не видеть его. В общем, письмо показалось ей довольно противоречивым. Таня терялась в догадках. Она ответила ему длинным письмом, в котором убеждала его не разбрасываться, а стремиться к определенной цели. Она и сама очень хотела увидеться с ним, хотя и чувствовала смутно, что Захар становится еще более непонятным. Но и таким он ей нравился не меньше прежнего.

Город заметно изменил Лизу. Уехала она в позапрошлом году в пулае, в белой вышитой эрзянской рубахе и в кокошнике на голове. А вернулась в коротеньком платье в обтяжку и с копной кудрявых волос. Тонкая и высокая, с задорным взглядом черных глаз, она была очень привлекательной. Таня невольно залюбовалась ею, подумав, что, пожалуй, в ней самой меньше осталось городского, чем появилось в Лизе. Движения у нее стали резче и торопливее, улыбка почти не сходила с губ. Она с увлечением рассказывала о своей жизни, об учебе, о новых товарищах и подругах. От Тани не ускользнуло, о чем бы она ни говорила, главным действующим лицом всегда являлся Захар. Он был для нее чем-то вроде мерила всего хорошего.

— Пулай-то свой куда дела, домой, что ли, привезла? — заинтересовалась Марья, разглядывая городское одеяние Лизы.

— Ну, стану я возить домой такую старину. Выбросить хотела, да Захар уговорил в музей отнести. Теперь, Таня, как будешь в городе, обязательно сходи в музей посмотреть мой пулай. Висит он на самом видном месте.

До вечера Лиза болтала с ними, и до вечера Таня ждала Захара. Она надела свое лучшее платье, туже переплела косы, стараясь ни в чем не уступить своей «городской» подруге.

Марья с затаенной улыбкой наблюдала эти приготовления, радуясь за нее. Она хорошо знала, что такое любовь, помнила, с каким нетерпением бьется сердце, когда ждешь любимого человека.

Проводив Лизу, Таня сделалась еще нетерпеливее. Она то сядет к окну, то выйдет на улицу, то начнет что-нибудь с увлечением рассказывать или вдруг без причины зальется неудержимым смехом. Иногда она затихала, становилась задумчивой. Вечером она вышла в огород. Присела на сруб колодца под ветвистой ивой и просидела там допоздна, наблюдая тихий закат. По мере того как гасли отблески зари на разбросанных по небу неподвижных тучах, гасла и радость ожидания в душе у Тани. Ей больно было, что Захар так равнодушно оттягивает с ней свидание, занятый чем-то другим. Наконец она резко встала со сруба и направилась в избу, стараясь не думать о неудавшейся встрече, разделась и без ужина легла. Но заснуть не смогла. И как она ни прятала свою голову под подушку, Марья все же услышала ее всхлипывания, оставив свою постель, присела к ней. Таня почувствовала у себя на шее ее осторожную руку.

— Сегодня не пришел — завтра придет, — зашептала Марья над самым ее ухом. — Стоит ли из-за этого плакать. Ты же не знаешь, почему он задержался…

— Я вовсе не из-за этого плачу, — сказала Таня. — Так что-то мне не по себе стало. Дома у своих давно не была. Завтра думаю уехать домой…

— До завтра еще дожить надо. Может статься, еще три раза переменишь свое решение.