Лес шуметь не перестал...

Следствие о покушении на Канаева затянулось до самого лета. Против Лаврентия Кошманова были веские улики. Он вместе с Архипом Платоновым находился в уездном городе, в предварительном заключении. Обвинение Лаврентия было сильно подкреплено тем, что из реки во время ловли рыбы Егор Петухов сачками вытащил обрез. В сельсовете обрез опознали. Кузнец Петр подтвердил, что он сам как-то очень давно его делал для Лаврентия, и в доказательство принес конец дула, завалявшийся у него между железками. Это должно было решить судьбу Лаврентия. Однако следователь решил пересмотреть и другие данные. Не удовлетворившись результатами следствия, он искал чего-то нового, и один совсем незначительный факт натолкнул его на интересную мысль. Просматривая протоколы допроса, он в показаниях Кондратия Салдина обратил внимание на мотивы несколько рискованной поездки в лесничество Салдина и Дурнова во время разлива реки. Причина якобы была в опасении, что промысловая артель может перехватить у них делянку. Он немедленно вызвал из Наймана Василия Дракина и узнал, что артель тогда и не думала заниматься выделкой мочала. «А не была ли причиной их поездки в лесничество поездка Канаева в Явлей? — думал следователь. — Ведь тот, другой, Дурнов был очень обижен Канаевым». Следователь решил сам съездить в лесничество и на месте еще раз допросить сторожа. Затем он опять вызвал Салдина и Дурнова. Дополнительные вопросы дали много такого, что близко подводило к подтверждению его смелого предположения. Поделиться своими соображениями следователь зашел к Дубкову, очень интересовавшемуся этим делом.

— Что новенького копнули? — встретил он следователя.

Тот смахнул со лба непослушную прядь волос и заговорил:

— Когда я учился в Казани, один из наших почтенных преподавателей любил говорить, что в судебном деле слишком прямые улики — вещь сомнительная.

— Вы теперь придерживаетесь этого правила? — слегка усмехнулся Дубков. — Но ведь дело почти закончено. Преступник обнаружен. Вина его доказана. Следовательно, надо судить.

— И прокурор так советует, — перебил его следователь. — Виновник, говорит, найден и лишь ожидает должного наказания, а вот я вроде оттягиваю это наказание…

Дубков выжидающе посмотрел на него, кончиком ручки почесывая седой висок.

— Дело вот в чем, — заговорил следователь. — Я еще раз побывал в лесничестве, допросил сторожа. Он признался, что за ту ночь, когда у него ночевали те двое, он не может поручиться, в частности, за то, что кто-нибудь из них не отлучался из лесничества…

— Не понимаю, при чем здесь сторож лесничества?

— Вот при чем, — следователь придвинул свой стул ближе к столу Дубкова. — Теперь мне легче разговаривать с теми двумя. Подумайте, зачем им нужно было на ночь приезжать в лесничество и именно в тот день, когда Канаев выехал в Явлей? У одного лошадь, когда они ехали обратно, сильно хромала. Где она могла повредить ногу? Делянки осматривать они ходили пешком, лошади оставались под навесом у сторожа.

Дальше, что очень важно, из вторичного допроса выявилось, что один из них, Дурнов, ночью выходил проверить лошадей, а другой спал и не знает, сколько тот отсутствовал. Вернулся весь мокрый. Он говорит, что в темноте за домиком сторожа попал в канаву. Но я эту канаву осматривал: она неглубокая, можно было только промочить ноги…

Следователь замолчал и стал шарить по карманам. Дубков протянул ему свою пачку папирос.

— Вы предполагаете, что один из них ночью приехал в Найман, подождал возвращения Канаева и совершил покушение?

— Прискакал верхом в Найман, подкараулил возвращавшегося из Явлея Канаева, убил его и, бросив обрез в реку, ускакал обратно. Задумано не глупо. Он рассчитывал, что Канаев может задержаться, и действовал наверняка.

— Да-а… Что же вы хотите сейчас предпринять?

— Надо немедленно арестовать тех двоих и продолжить следствие. Думаю, что я на правильном пути.

6

Иван Дурнов и Кондратий Салдин совсем не ожидали, что их еще потревожат. Дурнов был в поле на пахоте. Взяли его прямо с поля. Вместе с Дурновым два милиционера заехали за Кондратием. Напуганный их появлением, тот стал торопливо наказывать жене:

— Возьми человека, чтобы закончил пашню, а на пчельник найми Егора Петухова, за ценой не стой: кто знает, когда вернусь…

Милиционеры торопили, и Кондратий не успел как следует собраться, схватил неизменную шубенку и — на телегу к Дурнову.

— Теперь, знать, знаком, и за нас по-настоящему взялись. А я, признаться, думал, уж все, — заговорил Дурнов, когда они выехали из села. — Запутают они нас теперь… Сердце чует — запутают.

Милиционеры были явлейские, русские, и два арестанта могли свободно говорить, не боясь, что они их поймут.

— Не расчет мне задерживаться в Явлее, время не такое, работа не ждет, — как бы сам себе говорил Кондратий, не поднимая глаз на Дурнова.

— Я тебя не понимаю, знаком, а мне, думаешь, расчет разъезжать по Явлеям? Еще ладно, если только до Явлея довезут, боюсь, дальше…

— А для чего нас дальше везти? Расскажем опять доподлинно, как ночевали, как ты ночью выходил к лошадям.