Она со стоном перевалилась на другой бок, к собеседнице. Аксинья взглядом окинула ее дряблое, как пустой мешок, тело. «Эх, любезная, ты и сама-то, знать, скоро на том свете будешь», — подумала она. Куда девалась ее полнота? Она словно растаяла за зиму на печи. Только глаза напоминали салдинскую старуху; они глядели тускло, подернутые голубоватой пленкой.
— Кто выходит? — повторила она.
— Артемий. Вчера прямо со стороны кладбища шел. Как увидела его, веришь ли, чуть ума не лишилась.
— Эх, эх, — заохала старуха. — У вас привидения во дворе появляются, а у нас прямо по избе ходят.
— Что ты, Матрена бабай?! — испуганно сказала Аксинья и перекрестилась. — Это у тебя в глазах так.
— Восемьдесят четвертый год доживаю, ни разу в глаза ничего не появлялось…
Из передней стали доноситься громкие голоса Кондратия и Елены. Они, как только проснулись, продолжали вчерашнюю ссору. Вчера Кондратий обратил внимание на открытое окно. Елена заверила его, что в избе жарко, поэтому она и открыла.
— А что же оно было закрыто, когда я под окном стучался?
Перед голландкой он нашел окурок. Елене больше нечем было оправдываться, и она смолкла, забравшись в постель. Легли врозь. На этом, может быть, и закончилась бы ссора, но утром Кондратий неожиданно под кроватью обнаружил чужие стоптанные сапоги.
— А это что? — сквозь зубы процедил он, вытаскивая их и поднося к самому носу жены.
Кровь ударила ему в лицо. Елена, ожидая вспышки гнева, укрылась одеялом. Но Кондратий только замахнулся на нее сапогами, быстро вышел с ними в заднюю избу, взял топор и прямо на пороге изрубил их на куски.
Когда, тяжело дыша, он вернулся в переднюю, Елена уже успела встать и перед зеркалом приводила в порядок волосы. «Сколько ни ругай ее, она все за свое, — подумал он, глядя ей в спину. — Оттаскать бы ее за косы как следует…» Но Кондратий сдержался: в задней избе сидел чужой человек. Тут еще эти душераздирающие стоны матери. Он, присмирев, опустился на переднюю лавку.
— Давай поговорим без шума, — сказал он, поглядывая на жену сбоку. — Ты уже не молода — за сорок перевалило, время остепениться, поумнеть. Зачем тебе связываться с каким-то сопляком? Был Васька, теперь опять кого-то подыскала. Стыд-то в тебе есть или нет?
— Ты во всем, виноват! Иссушил мою жизнь!.. — Ее голос вдруг оборвался. Она бросила заплетать косу и села, закрыв ладонями лицо. Дрожь пробежала по ее телу. — Уйду, уйду отсюда к матери! — уже сквозь слезы выкрикивала она. — Разве я здесь живу?! Разве это жизнь?!
Кондратий, не ожидавший от жены такой вспышки, моргал глазами, тупо уставившись на нее.
— Ну да, у матери тебе свободнее будет, муж не станет мешать.
— Какой ты мне муж?! — крикнула Елена.
Она еще что-то хотела сказать, но в это время в дверях появилась Аксинья.
— Вашей матери нехорошо стало, — сказала она. — Просится, чтобы ее положили на переднюю лавку.
— Чего еще там? — недовольно сказал Кондратий и вышел вслед за Аксиньей.
Старая Матрена лежала на спине и тяжело дышала, Кондратий давно видел, что его матери немного осталось жить, и лишь ждал, когда она испустит дух. Он полез на печь, оглядел мать и подумал, что, пожалуй, этот день не сегодня-завтра наступит.
С помощью Аксиньи он стал снимать больную с печи. Но она все еще была тяжелой, и они не удержали ее, уронили. Надя, на попечении которой в последнее время была бабушка, с плачем кинулась к ней. На стук падения вышла Елена. Втроем, и то почти волоком, они потащили ее к передней лавке, под образа. Елена побежала за попом.
— Помирать, что ли, собралась? — спросил Кондратий мать, когда та немного пришла в себя.
— Не радуйся, сын, моей смерти, я помру — успокоюсь, тебе еще жить надо.
Вскоре пришли поп Гавриил с дьяконом. Пока поп Гавриил читал отходную молитву, дьякон с елеем стоял позади него и беспрестанно икал.
Вскоре они ушли. Возле умирающей опять остались свои, если не считать сидящей в ее ногах Аксиньи. Состояние больной заметно ухудшалось. Вот она открыла глаза и кого-то стала искать. Увидев Надю, ее глаза остановились на ней, Кондратий подтолкнул дочь к умирающей. Как-то непривычно картаво умирающая произнесла, глядя на внучку:
— В саду есть закопанный горшочек с золотыми червонцами… Пусть это будет Наде… Ищите их у крр…
Дальше язык отказался повиноваться ей. В горле у нее еще хрипело, но слов нельзя было разобрать. Кондратий поспешно схватил мать за плечи, тряхнул ее.
— Говори же, где золото?! — сказал он не своим голосом.
Но умирающая молчала и бессмысленно смотрела округлыми глазами на сына.
— Оставь ее, чего кричишь? Не видишь — дух испустила. Иди в сад, — сказала Елена и, стрельнув глазами в сторону Аксиньи, умолкла.
Кондратий торопливо вышел из избы. Вскоре за ним выскользнула и Елена. У изголовья умершей тихо плакала Надя. Аксинья, как только вышли Кондратий и Елена, подошла к окну и стала наблюдать, что делается в саду.