За полями в густую пелену тумана и пыли садилось багровое солнце. Где-то далеко за огородами блеяли овцы и мычали телята — должно быть, возвращалось стадо. С площади доносилось пение девушек. Из задней калитки двора с пустыми ведрами показалась Лиза. Заметив Таню и Захара, она поставила ведра и подошла к ним.
— Вы чего же ушли с представления? Эх, и интересно было! — сказала она. — И другие парни пробовали поднимать ихние гири, только то железное колесо никто не мог поднять, а Колька Пиляев от натуги штаны порвал. Так и треснули по швам. Смеху сколько было…
Лиза громко засмеялась.
— Что же вы молчите? — удивилась она, видя, что ее рассказ совсем не трогает их. — А, понимаю: помешала я вам…
Она, быстро повернувшись, пошла к колодцу.
— Что ты, Лиза?! — крикнула ей вслед Таня, но та и не обернулась.
Появление Лизы словно растопило Ледок между молодыми людьми, возникший из-за необдуманного вопроса Захара. Они опять разговорились. Таня спрашивала, как и где он работал зиму. Потом снова заговорили об учебе и не заметили, как прошел вечер, как прошла короткая майская ночь. Пора было расставаться.
Еще немного задержались у ворот.
— Я позавчера был в лесу, — сказал Захар, не выпуская руку Тани. — А когда шел обратно, видел вас с учениками. Долго шел за вами. Смотрел…
— Что же не подошли?
— Неловко было, я дрова нес.
— И много, должно быть, несли! — смеясь, сказала Таня, вспомнив, как он поднимал тяжелый чугунный диск.
— Уряж Матрена сказала, что на недельку хватит.
— А я цветы принесла с поля, огромный букет. Хотите, покажу?
Таня шмыгнула в калитку и вскоре появилась в окне с букетом полевых цветов. Захар поднялся на завалинку, и они одновременно склонились над цветами.
Она смотрела из-за цветов и улыбалась глазами.
— Ну, идите же, — опять сказала она, но, закрыв окно, продолжала смотреть сквозь стекло; наконец она махнула цветами и скрылась.
Слышно было, как в доме встали, вышли в сени. Захар спрыгнул с завалинки и зашагал по улице. Он только теперь увидел, что совсем рассвело и скоро будут гнать стадо. Он шел точно пьяный, покачиваясь и оступаясь. Навстречу ему показались Иван Воробей и его подпасок с небольшими котомками за плечами и длинными кнутами, извивавшимися по дороге, как змеи. Иван подмигнул Захару и сказал подпаску:
— Вот вырастешь большой, и ты до этих пор будешь гулять.
— Я больше не вырасту — возразил мальчик.
— Кто тебе сказал?
— Брат.
— Обманул он тебя, все люди растут.
Захар не слышал, о чем они говорили дальше. Чтобы, избежать встреч, он свернул в проулок и пошел задами.
Найман просыпался. Он начинал скрипеть воротами, дверьми домов; распелись петухи, замычали коровы, заблеяли овцы, закудахтали куры, задребезжали телеги и рыдваны. От озерного луга с гиканьем и свистом пронеслись верхом на лошадях мальчишки и парни, что были в ночном.
Захар шел и ликовал при виде просыпающегося села. Все ухабы жизни как-то сгладились в его представлении в это утро. И не было ничего лучше этой жизни, такой, как она есть. Даже старухи, вышедшие на огороды поливать капусту, еще совсем недавно так бессовестно злословившие про его любимую девушку, казались ему преисполненными душевной красоты. Все недоброе сейчас забылось, как забывается темень ушедшей ночи, как забываются морозы прошлой зимы. Наступал новый день, с цветущими садами, с молодой завязью яблок.
Спать Захару не хотелось. Он был сильно возбужден пережитым за эту ночь. Степан собирался в поле, когда Захар дошел до своей избушки. Торопливо переодевшись, Захар вскочил в телегу и взял вожжи. Лошадь, почувствовав его сильные и умелые руки, взяла с места рысью. Утренний ветерок пахнул в лица сидящих в телеге, точно над ними пролетела стая больших крылатых птиц.
Никогда Захар не думал, что так быстро может лететь время. Еще совсем недавно была весна, когда он засел за учебники, а теперь уже и лето кончается. Убранные с полей снопы лежали на токах, сложенные в скирды, ждали обмолота. В воздухе повеяло сентябрьской прохладой, ночи стали совсем холодными. По берегу Вишкалея дважды покошенный луг потемнел, и лес изменил окраску. Он еще не пожелтел, но уже не был зеленым. Цветы остались самые поздние, и то лишь по краям дорог и тропинок или в сухих лощинах. Осеннее увядание приближалось с каждым днем. Но что из того, если на душе у человека весна, и сам он своими чувствами скрашивает жизнь.