Лес шуметь не перестал...

1

Четыре года Марья ждала мужа, но как-то не думалось и не верилось, что он придет так неожиданно. Еще утром она жила своей привычной одинокой жизнью, еще днем ее окружали неотложные заботы по дому и хозяйству. А теперь все это свалилось с нее как гора с плеч. Когда вошел Григорий, она сидела за станком и ткала холст. Вскрикнув от радости, она бросилась к нему на шею, прижалась к его обдутому многими ветрами и пахнущему потом походов телу, не давая ни снять мешок, ни раздеться. Сразу все было высказано этим невольным криком: и боль долгой разлуки, и тоска нетерпеливого ожидания, и радость встречи. А слезы, обильные и неудержимые, покатились из глаз, окропили его засаленную гимнастерку. Он подхватил Марью на руки, сразу ослабевшую, шагнул с ней к лавке и, посадив, сел рядом.

— Ты что же, так? — сказал он, целуя ее побелевшие и мокрые щеки.

— Ой, Гриша! — с глубоким выдохом отозвалась она, опять припадая к его груди. — Ясно солнышко мое, четыре года…

— Четыре года, — повторил он за ней, приподнимая ее голову и заглядывая в помутневшие от слез глаза.

Григорий, казалось, ничем особенно не изменился: то же сухощавое лицо, те же светлые глаза, только вот вокруг них появилось много мелких морщинок, делающих его лицо немного чужим, и эти усы…

— Зачем усы? — спросила она, теплой ладонью проводя по его лицу.

— Без них солдату никак нельзя, — улыбнулся Григорий.

— Ты, поди, есть-то незнай как хочешь. Погоди, я вздую огонь, сделаю тебе яичницу, — сказала она и, засуетившись, бросилась в чулан.

Через минуту она зажгла лампу. Григорий прошелся по избе. Шаткие половицы заскрипели под его ногами. «Менять надо», — подумал он. Взгляд его упал на покосившуюся печь: «Перекладывать пора». И все, что ни попадалось ему на глаза, требовало замены или неотложного ремонта.

— Избу-то надо новую ставить, совсем обветшала, — сказал он, оглядывая почерневшие стены и потолок.

— Ничего, милый, — отозвалась Марья, выходя из чулана. — Были бы сами здоровые, избу починим или новую поставим. Говорят, фронтовикам дают лесу.

Григорий улыбнулся, на лбу у него разгладились складки. Жена не хотела, чтобы первые минуты их встречи были омрачены хозяйственными заботами. У них еще будет время подумать об этом и поговорить. Он вынул из кармана кисет, намереваясь закурить.

— Неужели четыре года берег?! — сказала Марья, заметив вышитый ею кисет.

— Ты ж, когда дарила, наказывала, чтобы я помнил тебя. Вот я и не забывал. Как только закуривал, ты всегда была со мной, а курил я часто, — улыбнулся он, свертывая цигарку. — Вот только весь потерся, придется тебе новый вышить.

В это время появился Петька и, увидев незнакомого человека, расхаживающего по избе, нерешительно остановился у порога.

— Ты что же стал, Петя? — сказала мать. — Поди сюда, приехал твой отец.

Но Петька оставался на месте, не выпуская из рук дверную скобу.

— Как ты вырос! А ведь когда уезжал — вот был, — сказал Григорий, показав рукой, каким был в то время его сын.

Наконец Петька боком двинулся к столу, несмело поглядывая на отца. Григорий взял его в охапку и подкинул к потолку, как это делал, когда тот был еще совсем маленький. Петька застеснялся, уперся руками в грудь отца и задрыгал ногами. Подбросив его еще раз, Григорий посадил сына на лавку.

— С тобой теперь не справишься, тяжелый стал и ногами дрыгаешь, — сказал он. — Погоди-ка, я ведь тебе, кажется, гостинцев привез.

Григорий развязал свой мешок и все содержимое вывалил на стол. Там оказалась пара белья, полотенце, пачка газет, несколько книжонок и небольшой сверток в газетной бумаге.

— Вот это тебе, — сказал он, протягивая сыну сверток.

— Чего там? — живо заинтересовался Петька.

Он как-то сразу и незаметно для себя стал смелее и разговорчивее.

— Посмотри, но, кажется, немного не рассчитал на твой рост, не думал, что ты стал такой большой.

Петька развернул газету, и перед его глазами предстали голубая сатиновая рубашка, штанишки из плотного серого материала и новенькие сапоги.

— О-о! — только вырвалось у него. Он тут же стал на босу ногу примерять их. — Хороши! Мама, они скрипят!

Марья убрала со стола и принесла из чулана дымящуюся сковородку с яичницей. Григорий подвинулся к столу. Марья села рядом и стала заботливо угощать проголодавшегося с дороги мужа. А Петька, занятый своей обновой, расхаживал по избе, с удовольствием прислушиваясь к скрипу новых сапог.

2

Весть о приезде Григория Канаева быстро облетела всю улицу, где стояла их небольшая избушка. Не успел он еще покончить с ужином, как пришли соседи, знакомые и друзья. В селе такой обычай: если кто-нибудь приедет со стороны, все идут за новостями. Есть что послушать сельским жителям, есть о чем порасспросить, да еще в такое время, когда газеты из Москвы пишут о новой политике, называемой нэпом. Григорий не успевал отвечать — вопросы сыпались со всех сторон. Но вот в избушке наступила тишина: вошел отец Григория. Старик, тяжело дыша, пробрался к сыну. Григорий встал, они обнялись. Тут же за стариком в избу вошел Лабырь, тесть Григория.