Лес шуметь не перестал...

Раз Захар по настоянию брата вечером зашел в сельский Совет, где по воскресеньям собиралась недавно организованная комсомольская ячейка. Здесь были и Николай Пиляев, и Елизавета — дочь Сергея Андреевича, и Иван Воробей. Девушек было немного, и они держались несколько в стороне. Только смелая Елизавета вела себя непринужденно. В этот вечер у комсомольцев было собрание. За столом восседал Николай Пиляев — секретарь ячейки. Захара встретили радушно. Сразу же был поставлен вопрос о принятии его в ячейку. Все до единого высказались «за», и он тут же был принят. Только Николай в конце заметил, что Захар теперь должен порвать всякие отношения с кулацким элементом.

— Это значит, мне надо уходить от Салдина? — спросил Захар.

— Уходить, пожалуй, совсем не надо, — неуверенно проговорил Николай. — В общем, я завтра узнаю в Явлее. Пока живи у него.

Это немного озадачило Захара. «А если в Явлее скажут, что надо уходить от Салдина, куда тогда деваться?»

— Ты знаешь что, — сказал он на следующий день Николаю. — Вычеркни меня из комсомола. Мне сейчас не расчет уходить от Салдина.

— Ну и не уходи, — ответил ему Николай.

— Так ты же говоришь, что комсомолу нельзя иметь дело с кулаком.

— По правилам нельзя, но мы же люди свои и можем позволить тебе находиться у Салдина. Главным образом это от меня зависит как от секретаря ячейки. В Явлее об этом говорить не буду, и все пойдет хорошо…

Он что-то еще хотел добавить, но Захар остановил:

— Ты погоди, секретарь ячейки. Насколько я понял из того, что ты вчера читал на собрании, комсомолец должен быть честным и правдивым, а сам предлагаешь скрыть мою связь с кулаком.

— Так это, дурья башка, тебе же на пользу, а мне что, пожалуйста, уходи от него.

— Нет, ты лучше вычеркни меня, — настаивал Захар.

— Что ж, можно вычеркнуть, нам не нужны такие неустойчивые элементы. То прими его, то обратно вычеркни. Что это тебе, игрушки? Не с Дуняшей в кобылки играешь…

— Но ты смотри Дуняшу не замай, она тут ни при чем, — сказал Захар, повысив голос.

— А чего, все ведь знают, как лазишь к ней в сарай.

— Ты ко многим лазил, и то ничего не говорю.

— Я и не скрываю.

— Ну и хвалиться здесь нечего. А из комсомола вычеркивай…

Однако Захар усомнился в правильности своего поступка и пошел посоветоваться с братом. Григорий был дома, у него сидели его неразлучные друзья — Дракин с собакой и Надежкин. Захар хотел подождать, когда они уйдут, но Григорий сам заговорил об этом.

— Я слышал, вчера тебя приняли в комсомольскую ячейку. Поздравляю, поздравляю, давно бы так надо!

— Значит, нашего полку прибывает, — заметил Дракин, широко улыбаясь.

— Вчера приняли, а сегодня вот вычеркнули, — сказал Захар, виновато опуская глаза.

— Что так? — удивился Григорий.

Захар передал свой разговор с Николаем насчет отношения к кулакам.

— Это он просто чудит, — ответил ему Григорий.

— Я же говорил, что из него не выйдет комсомольский секретарь, — сказал Дракин.

— Некого было больше ставить, — возразил Григорий. — Но мы ему будем помогать. А ты брось насчет выхода из комсомола. За комсомол надо тебе держаться. Иди и сейчас же скажи Николаю, что ты пошутил. Насчет того, что ты работаешь у Салдина, не сомневайся, это комсомолу не помешает.

— Не пойду я к Николаю, — решительно заявил Захар.

— Ладно, я сам с ним поговорю. Видишь, — сказал Григорий, показывая ему согнутую пополам четвертушку довольно толстой и гладкой бумаги с какими-то знаками на ней, — кандидатская карточка Пахома. Наш Пахом теперь состоит в партии, и тебе туда нужно готовиться.

Захар задержался у Григория допоздна. Вечером к ним пришел Пахом. Ему Григорий торжественно вручил кандидатскую карточку. Он взял ее в руки, осторожно погладил, а потом попросил у Григория лоскуток газеты и завернул в него карточку. Он ее не положил в карман, видимо, боялся помять и все время держал в руках. Он даже и курил-то в этот вечер мало, чтобы не выпускать из рук эту драгоценную для него бумагу. Захар видел, что с братом творится что-то необычное. Он вспомнил и свое вчерашнее вступление в комсомол. Никакого волнения, никакого душевного подъема он вчера не почувствовал. А брат, который старше его на несколько лет, свой прием в партию переживает как нечто необычное, не повторяющееся дважды в жизни. И когда Захар поздно шел от Григория, все его мысли были заняты комсомолом. «Неужели это то самое, что в моей жизни будет главным?..» — спрашивал он себя. В этот вечер Захар опять не пошел к Дуняше. Он уже больше недели не был у нее, а она, наверное, ждала. «Ну и пусть ждет», — сказал он почти вслух, но тут же поправил себя: «Надо бы хоть поговорить с ней». Но внутренний голос оправдывал его: «Ведь женюсь же я на ней осенью…»

4

Приближалась осень. Кончили жатву, убрали яровые, во всех хозяйствах готовились к молотьбе. С уборкой Захар на время оторвался от комсомола, не бывал он и у Дуняши. Однако на сердце у него было неспокойно, мучила мысль: «Как быть? Как быть со свадьбой?» Ведь через месяц все должно решиться, а он еще совсем не готов к этому. Раз как-то встретился с Николаем Пиляевым. Тот заметил ему: