Лес шуметь не перестал...

— Никак тебя не могу приучить, Игнатий Иваныч, к порядку, — недовольно сказал Канаев. — Сколько раз тебе говорил, чтобы ты не пек в голландке картошку. Да еще трубу закрыл. Иль не слышишь, угаром пахнет?

— Угар, Григорий Константиныч, совсем ничем не пахнет. У отца Гавриила есть ефимия, так в ней сказано, что угар — непахучая вещь, — заметил дед Прокоп и, постукивая деревянной ногой по полу, заторопился к Игнатию помочь ему собрать с пола картошку.

— У попа Гавриила, кроме попадьи, есть еще монашка Аксинья, но чтобы была Евфимия, этого я не знал, — сказал Пахом и улыбнулся, сверкнув широкими зубами.

— Тебе смех, а я точно говорю. И эта ефимия не баба, а книжка такая, — немного обиженно сказал Прокоп. — И книжка эта не церковная, а в ней все как есть прописано по-русски. Я хоть читать не умею, но его дочки читали, и я все слышал.

— А я ведь думал, баба, — опять засмеялся Пахом.

— За пустое ругаешь, Григорий Константиныч, как себя помню — в этой голландке картошку пеку, и ни один человек еще ни разу не угорал, — сказал дед Игнатий, собрав картошку в подол длинной посконной рубахи.

— Было время — пек, а теперь надо понять, что здесь у нас сельский Совет. Шли бы вы с дедом Прокопом в его сторожку и пекли там сколько угодно. А то давеча заходит сюда Василий Михайлович Дубков, а у тебя около голландки вот эти висят. Их можно было во дворе повесить, день солнечный. И вообще летом незачем топить голландку.

— Это рыбу ловить меня нечистый таскал. Поймать ничего не поймал, а портки намочил, — сказал Игнатий и снял с голландки сохнувшие штаны.

Старики со своей печеной картошкой вышли из избы.

Канаев сказал Захару:

— Волостная партийная организация просит послать от нас двух молодых людей учиться в губернский город. Я уже говорил тебе: открывается совпартшкола.

— Туда, поди, очень грамотные требуются, а я что? — возразил Захар.

— Очень грамотным и учиться нечего, — заметил Канаев. — Целое лето готовиться будешь.

— А другой кто?

— Николай Пиляев. Надо и его послать, он учиться вроде желает. Пусть, может, там из него настоящего человека сделают. Ну как, согласен?

— В таком деле что спрашивать, — вмешался в разговор Пахом. — Учиться ему позарез надо.

Захар не мог не согласиться с ним. С тех пор как он овладел началами грамоты, учение стало единственным желанием в его жизни. Теперь же перед ним открывалась возможность, о которой он не смел и мечтать. «Кто же это так заботится обо мне?..» — думал Захар, но разобраться в этом вопросе сам не мог, хотя и понимал, что для него неожиданно открывалась широкая дорога, по которой он пойдет, не оглядываясь назад.

5

В воскресенье в Найман откуда-то забрел цирк и расположил свой балаган под ветлами на площади. Вечером перед этим балаганом в первый раз после своего приезда Захар встретился с Таней. Они поздоровались, как обычные знакомые, спросили друг у друга, кто как жил это время. Захар говорил мало и нехотя. Больше рассказывала Таня.

— Знаете, о вашем приезде мне вчера сказал Григорий Константинович, — обронила между прочим Таня и тут же запнулась.

Обоим стало неловко. Захар не заметил, как она покраснела до самых ушей. Оба невольно вспомнили о сплетне, разлучившей их на целую зиму. Чтобы замять неловкость, Захар сказал:

— Все эти дни после приезда я никуда не выходил.

— Напрасно. Я не знала, что вы приехали. Вам говорили об учебе?

— Вчера Григорий Константинович сказал.

«Опять этот Канаев, — недовольно подумал Захар, но тут же мысленно обругал себя. — И впрямь, почему в самом деле не упоминать его?..»

— Поедете? — спросила Таня.

— Конечно. Только вот надо подучиться. Опять вам придется со мной заниматься.

— Мне уже говорили об этом.

— А будет у вас охота возиться со мной летом? Вы, поди, на лето домой собираетесь?

— Мой дом там, где я сама нахожусь, — с улыбкой ответила Таня. — А у вас разве не так? Помните, как вы сами однажды сказали, что, в какую бы сторону ни пошли, все равно к себе домой придете?

«Значит, и она меня не забывает, если помнит все, что я с ней говорил», — подумал Захар, а вслух сказал:

— А все же, не тяжело вам будет заниматься все лето без отдыха? Ведь я, как вы знаете, жаден до учебы, целыми днями не дам вам покою.

— Это еще вопрос, кто окажется напористей, — улыбнулась она и спросила шутя: — Вы не боитесь свирепой учительницы?

— В васильковых глазах свирепости не бывает… Васильки не крапива, они не жгут.

— Вот как! — Таня пристально посмотрела на него. — Это вы в городе научились так говорить?

Захар сделал вид, что не расслышал. Представление в цирке, шло своим чередом: атлет поднимал тяжелые гири, фокусник тянул изо рта разноцветные ленты, глотал горящую паклю, клоун с безобразно намазанным лицом кривлялся и падал, вызывая у зрителей смех.

Таня между тем говорила:

— Тянуть с началом учебы не следует, надо приступать к занятиям завтра или послезавтра.

— По мне хоть сейчас, Татьяна Михайловна, — отозвался Захар.

Ему страшно хотелось уйти отсюда, но он стеснялся предложить это Тане, а уходить один не хотел. Таня сама пришла ему на помощь.