Лес теней

– Даже не думайте! – приказала Эмма, прицеливаясь.

Он замахал руками, чтобы попытаться ее успокоить.

– Эмма… Вы не имеете права удерживать меня тут против моей воли. Так я вас никогда не полюблю…

Она пожала плечами:

– Я знаю, что вы обожаете Клару, что не хотите ранить ее своим разводом с женой. Но я ее тоже обожаю! И я девочке по душе! Вы бы видели, как мы вчера играли! Она очень быстро забудет вашу… свою мать!

– Слушайте, Эмма…

– Я понимаю, конечно, что вы не осмеливаетесь рассказать мне всего, – прервала она Давида, – что это тяжело… Но… но я видела, как вы смотрели на меня, когда я появилась в шале. С удивлением и восхищением. Потом вы пришли ночью ко мне в комнату, хотя дверь была закрыта…

– Но… все было не совсем так. Вы же сами только что сказали, что не выносите, когда остаетесь в запертом помещении!

Казалось, это замечание не особо ее задело.

– Да, да… Вы скользнули ко мне… Ваше тепло, ваша нежность… Потом вы меня поцеловали… А вы это умеете…

– Я никогда не целовал вас, Эмма!

– Знаете, это было так странно. Я так давно ждала этого момента… Давид Миллер, только мой… Мой… тот, кто писал мне чудесные мейлы. Я все их помню наизусть…

Во взгляде Давида читалось отвращение, но Эмма этого словно не замечала.

– И потом уже здесь… вы выбрали меня, чтобы идти к Францу, пока… пока эта чертова рыжая кукла не заняла моего места… Видите, я ничего не забыла! Еще я помню о том ужасном дне, когда вы отправились в лес на поиски моей машины. Я думаю, что никогда не любила вас сильнее, чем в тот миг, когда увидела, что вы возвращаетесь, весь в снегу. Ваш взгляд, я все еще помню ваш взгляд… – Она задержала дыхание. – Сейчас вы можете мне признаться…

Он тряхнул головой, не в состоянии больше сдерживать слова, которые жгли ему губы.

– Да вы просто сумасшедшая. Сумасшедшая и озабоченная!

Он слишком поздно осознал, что не должен был давать волю своим эмоциям. Когда Давид увидел улыбку, появившуюся у нее на лице, он понял, что она была вполне способна мучить его снова и снова. Или даже убить. Убить, чтобы он наконец полюбил ее.

– Мне не хватает сигарет, вы даже не представляете, до какой степени! Артур должен был положить их в чемодан, но забыл. А он никогда ничего не забывает. Как будто… не знаю… как будто специально…

Она быстрым движением потеребила себе губу.

– Я же вас предупреждала, что я из-за этого нервничаю! А вы меня оскорбляете!

Вулкан, готовый к извержению вулкан.

– Артур говорил, что вы попытаетесь меня ранить… Что… ваша броня прочна… Но я к этому подготовилась, Давид… Я начинаю привыкать к вашему презрительному тону… И я буду держаться столько, сколько понадобится…

Она открыла рот и медленно выдохнула: «Х-ха-а-а-а-а». Потом снова, но уже громче. «Х-ха-а-а-а».

– Эмма, прекратите! Прошу вас!

– Знаете, что произойдет, если я и правда закричу?

Она спокойно поставила ружье перед Давидом, скрестила на груди руки, потом обернулась к комнате Кэти и громко пролаяла:

– Вы тоже знаете? Знаете, да? – Она коварно рассмеялась. – Шея у детей такая тонкая… Хрясь, и все! – Лицо ее исказила ненависть. – Ну что, Давид, не возьмете ружье? Давайте! Давайте, слюнтяй чертов!

Давид сделал два шага назад, словно просил ее успокоиться.

– Держите ружье, грязная свинья!

Он не мог пошевелиться.

– Думали, конечно, что меня так просто провести! – Она наклонилась за шприцем. – Полагаю, вы знаете, как им пользоваться!

– Эмма, прошу вас. Нет…

– Берегитесь, Давид… Я закричу…

Давид схватил шприц и поднес к своей правой руке.

– Эмма… Мне… мне очень жаль. Я хочу поговорить с вами. Я…

– Естественно… После того, как оскорбили меня! А ведь можно было этого всего избежать. Думаю, вы запомните сегодняшний урок. Вы умный, вы быстро соображаете.

– Я больше не…

– А! А-а-а-а-а-а!

Он вонзил иглу в руку, не вводя жидкость.

– Скажите хотя бы, что там!

Кэти кричала и молила из другой комнаты.

Пожертвовать собой, или его дочь умрет…

Жидкость исчезла в организме.

Эффект наступил незамедлительно. Туман. Давид хотел погрузиться в сон, но освобождение не наступало. С ног до головы его окутала отвратительная серая дымка. Он чувствовал себя вялым, уязвимым. Затем, по-прежнему с широко раскрытыми глазами, он упал на кровать.

Когда Эмма ласкала его, он был в сознании. Ноздри защекотало от зловонного дыхания. Она поцеловала его в губы.

Несмотря на все усилия, Давиду не удавалось пошевелиться.

Она зашептала ему на ухо:

– Я знаю, что ты любишь, когда я так на тебя смотрю… Смотри же и ты на меня, смотри… Ты полюбишь меня, Давид… Знаю, полюбишь…

Ему показалось, что она повторила эти слова сто, тысячу раз, повторила совсем рядом. Он почувствовал пальцы Эммы у себя на спине.

Горячий мускул проник в его раскрытые губы и обволок язык. Ему чудилось, что этот тошнотворный поцелуй длился часами.

Потом, когда она спустилась к ширинке, он дернул головой и в отчаянии посмотрел на закрытую дверь комнаты напротив.

39

Давид проснулся весь в поту. Мысль, что ему просто приснился дурной сон, быстро исчезла. Кошмар был не в голове, он был вне его, там, за дверью.

Он поискал выключатель за кроватью и зажег свет.