Лес видений

Яга, увидев это, обиженно оттопырила губу.

– Что это с тобой? Должна была оголодать.

– Оно всё какое-то не такое, – пожала плечами Немила. – Али я не так уж голодна. Яблочка у тебя нет перекусить?

Яга покачала головой:

– Ягод могу предложить, но до яблочек ещё далече. Тебе нужно поесть, пускай и через силу.

Норовила Яга полную ложку каши Немиле в рот запихнуть, но та лишь раздражённо уворачивалась, а когда поняла, что Яга от своего не отступит, то выкрикнула:

– Не буду я есть! И детей кормить не буду! Отдала я всё молоко, что у меня было, Гаганиным детям, и ничего у меня больше не осталось! Вот, смотри!

Оголила она грудь, всю в кровоподтёках и синяках, так Яга сразу сменила гнев на милость.

– Ой, бедная, сейчас я мазьки целебной достану, заживешь целёхонькая, лучше прежнего будут груди твои!

– Мне они без разницы, – отмахнулась Немила.

– Ох, совсем ты стала на себя не похожа, – причитала Яга, пока искала мази. – Где же глазки, горящие жизнерадостностью, где твоя милейшая улыбка? Куда подевалася моя добрая наивная внученька?

Немила промолчала. Не дождавшись ответа, Яга тяжело вздохнула.

– Ну-ка, на свет встань, а то ни зги не видно, – проворчала она. – Рубаха вся кровью пропиталась, а ты её опять на себя напялила. Я же давала тебе свежую одёжу. Красное на чёрном не видать. Ну-с, раздевайся тады полностью, сейчас перелатаю тебя. Синяков-то сколько, ужас!

А Немила и правда столь свыклась со своей одёжей и с тем, что надо постоянно куда-то идти, что даже сапоги надела, хотя во дворе от них никакого толку было, а наоборот сплошные неудобства.

Но спорить с Ягой не хотелось. Немила дёрнулась только единожды, когда Яга начала снимать с неё поясок, на котором висели вместилища живой и мёртвой воды.

– Бабушка, куда же их теперича?.. Нет нужды в них боле…

Покосилась Яга исподлобья и продолжила молча своё дело делать.

– Ох, бабушка, клянусь, я расскажу тебе обо всём, бабушка, ничего не утаю. Но вначале позволь мне детишек глянуть.

– Иди, – согласилась Яга. – Они с Васькой.

Немила выскочила во двор. Новенькая переносная люлька, тонкой деревянной работы, по всей видимости привезённая Ягой из города, стояла за древом, и там же сидел Васька.

Кот наполовину скрылся внутри люльки, и чем ближе Немила подходила, тем явственней доносилось мурлыканье.

Уже в который раз Немила подумала, как это странно, что столь дикое, жестокое и неуправляемое животное предпочло родной лесной глуши кусочек одомашненного уюта, и даже ело то, что вышло из человеческого очага.

Зато песни оно пело самые что ни на есть звериные. В тех песнях не было знакомых слов, но они обладали удивительной способностью освобождать голову от тревожных мыслей, тело – от тяжести бренного бытия. Легко стало Немилушке, каждый шаг будто возносил всё выше и выше, и она почти летела над макушками деревьев.

Это длилось до тех пор, пока кот не заметил её. Голова зверя вынырнула из люльки, пасть оскалилась рядом мелких острых зубов, топорщистые усы не оставили сомнений в том, что чудовище не очень-то радо её видеть.

Песнь прекратилась. Немила притормозила, кот отпрыгнул от люльки и скрылся в ветвях своей обители.

– Здравствуй, Василий, – негромко поздоровалась она, а потом бросилась к люльке, скрылась в ней верхней своей половиной и часто-часто задышала.

– Простите меня, детки, не уберегла я вашего батюшку, – всхлипнула она. И без промедления принялась вспоминать вслух, какие препятствия ей пришлось пройти на пути к спасению любимого.

– … но всё рухнуло в одночасье, всё в мире потеряло прелесть, когда Матерь сказала мне, что он никакой не царевич, а лишь большой лжец! – закончила Немила, а осёкшись, добавила. – Всё потеряло прелесть, кроме вас, мои родненькие. У меня есть вы, и хоть вы сирые, убогие, и рождённые совсем не от того человека и не тогда, когда хотелось бы, я вас люблю, люблю как саму жизнь и больше жизни.

Она отвернулась, не в силах выносить одинаково тяжёлые взгляды двух пар глаз, что виднелись из-под детских чепцев, и наткнулась на Ягу, что тихонько стояла, опираясь на незаменимую клюку. Клюка в чём-то была похожа на её саму, такая же кривая и сучковатая.

– Довольна ли ты моей историей, Баба-яга?

– Да как тебе сказать, внученька, – проскрипела старая, переглянувшись с Вороном. – Есть в твоей истории хорошее зерно. Мы можем надеяться на то, что царевич жив, а значит, Ворон продолжит его поиски. Я же вызвалась помогать ему. Устала я на одном месте жить, сестёр уже предупредила, что ухожу, вещи уложила. Скоро на моё место придёт другая Яга, а мы с избушкой двинемся в путь-дорогу.

– И ежели ты желаешь, можешь присоединиться к нам, – прокаркал Ворон. – Мы можем приютить вас троих, но ежели ты решишь уйти, то останавливать не станем.

Судя по тому, как разгладились морщины Яги в одним местах и заломились в других, она прекрасно знала о предложении Ворона, а возможно, сама попросила его заговорить с Немилой.

И добавила она: