Лес видений

Не смог он вытрясти из Немилы правду, а с каждым тумаком, с каждой оплеухой она только сильнее рыдала, мечтая лишь о том, чтобы он её в пропасть не скинул. Звала она жалобно: «Иванушка! Иванушка!», старалась достучаться до разума, да никак не выходило.

А как надоело ему выплёскивать ярость, так поднял Иван руки к голове, и принялся рвать на себе волосы, одновременно с этим ступив к обрыву.

– Стой! Как же я без тебя жить буду? – всхлипнула Немила. – Не делай этого, бабушка Яга тебе поможет!

Он развернулся, шагнул обратно, без единого словечка обнял Немилу, и пока она не сообразила, что к чему, взвалил к себе на плечо.

– По твоим словам выходит, что Яга меня и сгубила. А раз ты говоришь, что без меня не можешь, то придётся мне тебя с собой взять, – с отчаянием в голосе пробормотал он и снова направился к обрыву.

В это же мгновение налетел на них двоих страшный вихрь, равных которому Немила ещё не встречала в тридесятом. И вырвал вихрь Немилу у Ивана, а потом очень нежно, почти трепетно, поставил на твёрдую землю.

И сказал Иван обречённо:

– Оно к лучшему.

А затем оттолкнулся обеими ногами от края пропасти, вытянулся весь в струнку и полетел бескрылой птицей прямо вниз, туда, где, говорят, кипит денно и нощно самый камень под названием Алатырь. И отпечаталось зримое начало этого полёта в Немилиной памяти так точно и ярко, будто это произошло на-яву.

– Почему ты не спас его, вихрь?! – зарыдала Немилушка. – Зачем ты вмешался?! О, лучше б мне вместе с ним упасть, а теперь уж одна я не в силах прыгнуть… Пусти же!

К концу фразы голос Немилы задрожал. Она почувствовала, как объятия вихря ослабли, а оттого бросилась оземь и заглянула в пропасть. Дохнуло душнотой и влагой. Черным-черно было внизу, но не сказать чтобы непроглядно: местами чернота и впрямь была кромешной, а местами – мерцающе-синей, реже – бледно-серой и даже почти жёлтой.

– Иванушка, отзовись! – крикнула Немилушка, но ответом ей стали лишь отголоски далёкого эха.

Иванушка был утерян, и утерян навеки.

– Нет, я прыгну! – Немила поднялась на ноги, встала на самый край и остановилась. Возникший в ней страх, что мурашками распространился по телу до самых пяток, на время отодвинул в сторону горе, но стоило отодвинуться от края пропасти, как оно снова было тут как тут.

В горестной безысходности она вернулась к краю пропасти, вознамерившись на этот раз точно прыгнуть, но лишь больше укрепилась в своём желании не делать этого.

Вот так Немилушка наша попала в сложную, но совершенно не новую для всего известного мира ситуацию, когда сердечная привязанность тянула не просто к человеку, который перестал существовать, но к человеку, которого никогда и не было. Она ещё не знала, что её сердечной привязанности осталось длиться совсем недолго.

А пока она оплакивала своё неслучившееся счастье, за её спиной возникла фигура, которая то ли спустилась с небес, то ли выросла из-под земли, то ли материализовалась из воздуха. В принципе, её появление можно было охарактеризовать всеми тремя речевыми оборотами, ведь это была сама Матушка.

И заговорила Матушка простым и обычным языком, каковой любому человеку понятен:

– Встань, Немила, утри слёзы да поприветствуй мать свою.

Вскочила Немила, заплаканными глазами смерила расплывчатый силуэт, что стоял перед ней, и поклонилась до земли. А как разогнулась, то принялась утирать слёзы кулаками и нервно всхлипывать, выражая тем самым и горе, и счастье, что соседствовали в её душе.

– Начну я с того, что огорошу тебя. Мне не вернуть твоего возлюбленного, как бы ты ни просила меня. Есть и более хорошие вести, которые облегчат тебе душу и выбор дальнейшего пути. Внемли же мне, ибо я поведаю тебе историю о простом крестьянском сыне по имени Булгак. А ты не перебивай и мотай на ус, что я скажу тебе.