Лес видений

– Но послушай, – жалобно проблеял дух, – будь у меня шапка, я бы смог улизнуть и жить в тридесятом припеваючи. Ты что же, так меня хочешь отблагодарить за нашу встречу? Позволив Яге навеки оставить меня скитаться по одинокому лесу без надежды добраться до последнего пристанища?

Немила затрясла головой, как болванчик.

– Ничего не слушаю, замолчи! Мне всё равно, что с тобой будет, я всего лишь хочу вернуть Иванушку!

– Глупая баба! – выпалил дух. – Не нужон мне твой Иван! Голова его красивая мне нужна, только чтобы было на что шапку натянуть. А как только я окажусь по ту сторону банной двери, так мне Иван твой больше и не понадобится. Дальше я сам пойду, ибо по огненной тропе должны ходить только мёртвые. Ну-ка вспомни, в избушке тебе Яга куда запрещает соваться?

– Много куда, – буркнула Немила. И зачем дух произнёс это неприятное слово на букву «м»? От него пробрали Немилу ледяные мурашки.

– Печь! – вскрикнул дух полушёпотом. – Я хоть и сижу тут привязанный, но много чего вижу. Печь – это ворота в тридесятое! Но если в избе печь – как кротовая нора по размеру, то в бане она такая огромная, что человек с лёгкостью поместится! Поэтому Яга тебя туда и не пускает.

Дух задумчиво продолжил:

– А я ведь не только тебя вижу невидимую. У Яги по двору бродят души, много душ, ждущих упокоения. Ответь-ка, чем я хуже этих душ? Да, я долгие годы избегал сюда соваться, я хотел продлить своё пребывание среди живых. Я делал плохие дела, очень плохие, но побыв здесь среди них, я понял, что тоже хочу попасть в тридесятое, дабы обрести там покой и возможность быть самим собой!

Скупая мужская слеза выкатилась из глаза царевича. Он шмыгнул носом, несколько раз сморгнул, отчего слеза выкатилась на середину щёки, где её поймала и вытерла Немила.

Немила задумалась. Вместо того чтобы ждать ещё незнамо сколько дней – то есть, целую вечность! – она могла бы по-быстрому отделаться от духа, послать того куда подальше – а тридесятое царство – это очень далеко – и спокойненько начать обхаживать прекрасного царевича. Она бы и дневала, и ночевала у его кровати, не забывая периодически напоминать о своей огромной бескорыстной любви и многочисленных жертвах во имя оной.

Но Яга…

Яга будет ругаться. Чуяло Немилино сердце, что Яга будет прямо-таки в ярости. А с другой стороны, царевич как узнает, что освободился из-под гнёта гораздо раньше, чем то планировалось, и это благодаря простой деревенской девице-красавице, так сразу запляшет, запоёт да и предложение руки и сердца сделает.

К тому же, ей стало… не то, чтобы жаль духа. Скорее она почувствовала себя ему обязанной. Разум кричал, отчего-то голосом Яги: очнись, он измывался над царевичем, он обманул тебя, сделал тебе детей, от него одни несчастья! Но сердце возражало: ежели б не он, да не видать тебе царевича, а пленение в неволе – слишком жестокое наказание для того, кто больше всего в мире любит свободу! И сдался разум, безрассудство одержало верх.

– Надень на меня шапку! – потребовал дух.

Немилина рука не дрогнула. Стянула она с себя меховичку, водрузила на голову суженого-ряженого. И случилось две вещи: одна ожидаемая, другая неожиданная.

Цепи с кандалами висели в воздухе, и воздух стенал голосом царевича:

– Нет, не могу встать, кандалы не пускают! Что же делать?

И принялся дух думать.

– Можно перерубить цепи кладенцом, но будет много шума. Тогда так поступим. Первым делом надо стащить ключ от кандалов. Уверен, он где-то в одеждах Яги. На кражу ты уговорить детишек, они смогут провернуть всё быстро и незаметно. Вторым делом освободишь меня, оставишь мне шапку-невидимку-сквозь-двери-проходимку, а потом побежишь спрячешься за избушкой, чтобы гнев старушечий не сразу на тебя обрушился. Третьим делом я попаду в баню, души сквозь неё проходят как мука сквозь сито, но я в шапке как-нибудь просочусь. Эх, кто не рискует, тот молодец, а я всё ж рискну! А там уж, в бане, мы с Иваном расстанемся. Скину я оковы телесные, и двинусь в путь через вечногорящий очаг в неизведанные дали.

А как Яга проснётся, так она сразу поймёт, что сама виновата, сундучок-де недостаточно хорошо защищала от чужих посягательств. Упирай на то, что старуха сама виновата.

Сделаешь, как я говорю, а дальше что будет – уже не моего ума дело. Всё поняла?

Отчего-то стало очень тяжело дышать. Немила сжала локоть Ивана и утвердительно промычала:

– Угу, поняла.

«Но не смей меня обмануть, иначе с того света достану», – подумала она и сдёрнула с него шапку.

Иван обнажил зубы в немой усмешке, стрельнул глазами вверх и, как мог, ткнул Немилу плечом.

– Видишь, у кота усы затопорщились да нос зашевелился. Скоро все проснутся. Как же нам повезло, что именно сегодня клювастый улетел – скатертью дорожка! В его присутствии мы бы не смогли осуществить свою маленькую проделку. Иди! И скорее возвращайся!

Слова духа будто ударили её наотмашь. Она подскочила как ошпаренная, как будто за ней гнался десяток чёрных котов, вприпрыжку добралась до избушки, ворвалась внутрь…

И окунулась в пучину темноты и спокойствия.