Лес видений

Она не раздумывала ни секунды: посчитав, что запрет Яги отныне не имеет значения, она сорвалась с места и, чудом избежав столкновения с Вороном, извернулась, да как влетела со всего размаху в дверной проём! А там – тоже дым, целая завеса дыма заполняла небольшое помещеньице, чудесным образом обходя стороной старуху Ягу.

Яга была занята. Она погружала руки в дым и выводила руками загадочные символы. Ни ругани тебе, ни тумаков! Да что уж там, Яга вообще никоим образом не отозвалась на появление той, кого чаще всего величала как «заноза».

Это встревожило ещё больше. Пока могучая бабка делала своё важное дело, дым постепенно рассеивался, уходил вместе с запахом гари.

Посветлело. Предбанник, который служил одновременно помывочной, приобрёл ясные очертания. Вон лавка, а вот одинокий веник отмокает в воде.

Крошечное окошко с задвижкой почти под самым потолком.

Царица в этом банном царстве была одна – белая печь с больши́м отверстием, напоминающим разинутую в горюющей гримасе пасть. Да в таком запросто поместилась бы парочка Немил. Или один с половиной батюшка. Или Злоба целиком, а уж сосчитать, сколько туда вошло бы Нелюб, представлялось сложной задачкой, над которой Немила с удовольствием подумала бы как-нибудь в другой раз.

А прямо сейчас у неё были другие заботы. Куда, куда же запропастился Иванушка, когда и прятаться тут негде?

И почему в печь огонь горит, а трещания поленьев не слышно, как и не видно их самих?

Сама печь такая чистенькая, будто её никогда раньше и не топили, только кучка пепла лежит, обрамляя пламя понизу почти ровным кругом серого цвета.

Пламя в самой сердцевине имело цвет белый, да такой яркости, что глаза резало, а языки, что устремлялись ввысь, были все насквозь жёлтые, пресловутого оттенка лепестков лютика.

Но какие могут быть лютики, когда Иванушки нигде нет?

– А Иванушка… где он, с-суженый мой? – жалобно всхлипнула Немила и преданно заглянула Яге в глаза. Надежда услышать обнадёживающие слова таяла с каждой секундой ответного молчания.

Немила была уже готова вынести пару тумаков, лишь бы хоть как-то развеять эту гробовую тишину.

Наконец, Яга отмерла. С кочергой подалась к печи, пошерудила, затем взяла совочек и выскребла весь пепел на край, отошла к стене и вернулась с круглым носатым умывальником из белой глины.

Пепел высыпался прямо в умывальник, после чего Яга вручила его в руки Немиле и ледяным тоном приказала:

– В сторону.

Затем Яга, сгорбивши спину, наклонилась к печному отверстию, да как дунула, что огонь в очаге мигом погас. Но и это ещё не всё – последним действием та вынула из печи какой-то небольшой предмет и воровато спрятала его за пазухой.

От Немилы не укрылось, как блеснуло в мягком полумраке ядовито-жёлтое золото – высветилось и тут же погасло, но не до конца. Рассеянный свет расходился от Ягиной груди, а посередине более ярким пятном очерчивалась овальная фигурка с тоненьким хвостиком, указывающим вниз.

Никакой загадки в этом не было – Баба-яга запрятала на груди перо жар-птицы.

– Выходи на улицу, да не смей разбить умывальник, и без того уже наворотила достаточно дел, – процедила Яга.

Скорее вконец запутавшаяся, нежели испуганная, Немила пустилась вслед за старухой, двумя руками крепко сжимая бока умывальника.

От волнения и шока она спотыкалась на каждом шагу, ну а Яга вместо привычных ругательств молча ковыляла рядом.

«Уж лучше бы тумаков надавала», – думала Немила и вздыхала про себя.

У подножия чёрного древа, там, где железные цепи свободно лежали на земле, не оковывая больше ничьих членов, Яга остановилась и приказала опустить умывальник на землю. Затем она ткнула клюкой рядом с тем местом, где стоял умывальник, и бросила туда же совочек, что принесла с собой из бани.

– Копай тут.

Тут Немила не выдержала напряжения. Она отбросила от себя совочек, упала на колени и взмолилась:

– Что с моим суженым, что с моим ряженым? Скажи, Баба-яга, а коль не скажешь, так я и делать ничегось не буду!

Обхватила она Ягины колени, одну нормальную, другую высохшую и костлявую, зарылась головой в передник и запричитала-зарыдала:

– Ой-ой, бедная я! Ой-ой, оступилася! Каюсь, каюсь, натворила делов, не со зла, но с дурости превеликой! Только поведай мне, бабушка, в чём именно я повинна?!

Она так крепко прицепилась к Яге, что той пришлось силой отшвырнуть Немилу от себя.

Продолжая глотать слёзы и утирать сопли, Немила осталась лежать на земле, показывая тем самым, как слаба она и несчастна, и как сильно ей хочется утешения и уверения в том, что ничего непоправимого не случилось, и что всё будет хорошо.

Да только она сама уж и не верила в это.

– Утри сопли сперва, а потом встань на ноги, приведи себя в порядок, и тогда уж спрашивать будешь, – проскрипела Яга, исподлобья одарив Немилу презрительным взглядом.

После приступа истерии Немила почувствовала прилив сил. Она вскочила на ноги, отряхнулась, поклонилась и уважительно пролепетала, глядя себе под ноги.