Лес видений

Всяк слышал старые истории, в которых девица влюблялась в медведя, или молодец – в какую-нибудь волчицу, лисицу, крольчиху, а то и в змею. Но то всегда бывали заколдованные люди, а ежели оказывалось, что зверь взаправдашний охмурил юное, жаждущее любви человеческое создание, то далее у сказа бывало два пути: либо пропадали девицы с молодцами навеки, либо успевали спастись благодаря своевременному вмешательству, и всё в итоге заканчивалось хорошо.

Говорящее животное – знак предостерегающий. Немила сама слышала, что разум человеческий, заключённый в животное тело, не несёт зла и бояться его не следует, но поскольку тот ведёт своё происхождение из леса дремучего, то несёт на себе отметину приграничья и не может существовать в отрыве от леса.

– Вижу, погрузилась ты снова в думы, – заметил Ворон, продолжая сидеть на земле с таким видом, будто то была не земля вовсе, а тоненькая жёрдочка. – Интересен ли тебе мой рассказ? Да? Когда меня нашли, я был самым обыкновенным птенцом, едва могущим внимать птичьему языку. Но Марья научила меня говорить по-человечьи несмотря на протест всей своей родни.

Однако, они не знали, что вместе с языком я постиг суть человеческого разума и сам стал мыслить вашими понятиями. Марья строго-настрого запретила мне хвататься умениями. Она была умная женщина и понимала, что меня сразу же прогонят, как только поймут, что я не просто тупо повторяю слова, а разумею их суть.

Шли месяцы, годы, я рос и развивался, постепенно осознавая природу своих чувств к Марье. Марья тоже меня любила, она часто повторяла мне, томно вздыхая: «Воронёнок, как же не хочется мне идти замуж! Ну почему я не могу оставаться свободной и любить только тебя одного?»

Ворон хмыкнул:

– Ни в какую не хотела Марья идти замуж, но старший брат нашёл ей жениха, а отказаться она не смела.

Супротив воли своей Немила начала прислушиваться к рассказу. Знал Ворон, «подлюка этакая», как беззлобно назвала она его про себя, каким рассказом девушку увлечь. Конечно, страшной он, аж жуть, и крайне сложно представить, что хоть одна дева могла полюбить его по своей воле. Но кто сказал, что в эту историю надо безоговорочно верить?

– Вижу, интересно тебе? – усмехнулся Ворон тонкими бескровными губами. – Между прочим, как заметно из имени, Марья была девушкой непростой. Она была самой настоящей царевной, а брат её единственный был царевичем. И жених её был не самых последних кровей, но выбрала она меня.

Немила окончательно отняла ветвь от лица и распрямилась. Могла ли она когда-то подумать, что сама будет сидеть посреди леса дремучего, да притом не испытывать ни малейшего страха, только жадное любопытство и желание впитывать в себя услышанное и увиденное?

– Царевна? – переспросила она с улыбкой, а когда Ворон тоже улыбнулся и кивнул, нетерпеливо потребовала: – Ну, что дальше-то было?

– А что дальше? Померла моя Марьюшка, так и не дождавшись от меня признания в светлейших чувствах, – вздохнул Ворон.

– И это вся история?! – Немила снова плюхнулась на землю и обиженно фыркнула. Это ж надо было так заинтриговать и тут же всё испортить!

– Это только начало истории, – возразил Ворон, на что она обернулась и сурово погрозила помятым букетиком.

Сказы о давно померших царевнах волновали её сердечко не так сильно, как о царевичах, к тому же имя Марья давалось в царской семье через раз, но это не представляло проблемы, ведь она даже не была уверена, что история Ворона – быль, а не сказка, выдуманная с единственной целью: ненадолго отвлечь её от смерти любимого.

Что ж, она была не против немного отвлечься, тем более что Ворон уже страшно заинтриговал.

– Померла Марьюшка тихо и неожиданно, – томным голосом поведал Ворон. – Однажды утром попросту не отошла от сна. Горевал её брат сильно, если не сказать – люто. Он не был припадочным, но так сильно любил её, что разбушевался, разгромил всю её светличку, а меня прогнал и предупредил, что прибьёт, если ещё раз увидит. Решил он с чего-то, что я мог быть повинен в её смерти. Но не только меня он винил – ведь есть с давних пор поверье, именно таким быстрым и безболезненным способом Мать забирает себе девушек и женщин, что ей приглянулись. Видать, пришло Марьино времечко, но ни брат её, ни я не могли с эти смириться. Не улетал я далеко, пока Марьюшкино тело не приготовили к погребению, а когда понесли гробик на опушку леса дремучего, чтоб в сыру землю закапывать, так я следом полетел. Надеялся я всё время, что смогу её душу увидеть, смогу поговорить с ней ещё хоть раз, но увы, видеть души дано лишь немногим избранным.

После этого Ворон сбился на пространные рассуждения и описания того, кто приходил Марью в последний путь проводить, как именно провожали, из какого дерева был гробик и так далее. Немила затосковала, вспомнив, какая убогонькая церемония сопровождала погребение Ивана-царевича. Она почти разочаровалась в истории Ворона, обозвав его про себя самым паршивым рассказчиком из всех, что встречала в своей жизни, когда повествование совершило новый поворот: