Лес видений

– Бабушка, прости меня, пожалуйста, я виноватая, кругом виноватая! Я больше никогда не пойду против твоей воли и не буду донимать тебя расспросами, только скажи, что за пепел в умывальнике и зачем копать яму, да ещё этим совочком?

– Затем, что в умывальник сложён прах твоего любимого, – ответила Яга. – Похоронить его надо и оплакать, а кому как не тебе это делать, раз уж ты ему, получается, самая близкая из всех, кто тут есть, да и смерть его целиком на твоей совести лежит.

После этих слов Немила лишилась чувств. Она не помнила, как упала, а когда пришла в себя и разлепила веки, то поняла, что лежит на том же месте, где недавно стояла, а над ней нависает клювастая голова, огромная, как у лошади или коровы.

– Кар-р! – вскрикнул Ворон, но не улетел, а лишь немного отодвинулся в сторону. Голова его приняла прежние размеры.

Немила села, но узрев несчастный умывальник, снова начала падать. Ворон подхватил её холодными руками сзади и встряхнул.

– Стой!

И тогда Немила заметила, что Яги нет, а дверь бани снова закрыта.

Ворон отпустил её, наклонился, что-то нашарил у себя под лапами, то есть, под ногами, и распрямился.

В протянутом к Немиле кулаке покоился тот самый совочек, которым предполагалось копать…

Копать могилку.

– Я не буду! Оставьте меня! Это слишком суровое наказание…

Немила сопротивлялась, пыталась увернуться и отбежать в сторону, но какой там! Ворон погнался за неё, догнал, сунул в лицо ей этот несчастный совочек, да ещё и кот – вот от кого одни неприятности! – подскочил, да как принялся путаться под ногами, настырно заманивая Немилу обратно к дереву!

Загнали бедняжку. Осела Немила под деревом, обняла умывальник, воззрилась исподлобья на своих мучителей и взвыла:

– Вам-то что оттого, что он умер?! Как вы можете горевать, когда даже не знали его?!

За всех сказала Яга, до сих пор с ледяным хмурым спокойствием наблюдавшая за игрой в догонялки из-за угла бани. Сказала – то есть, дала оплеуху, от всей щедроты своей сухой и чёрствой души.

Нечего было Немиле ответить. Заслужила не то слово. Взяла она в руки совочек и принялась копать землю. А земля, хоть и порядком притоптанная, поддавалась хорошо, так что ямка в полтора локтя практически вырылась сама собой.

Потом было оплакивание. Яга затянула песню, кот иногда ей поддакивал. Ворон нахохлился и закрыл глаза.

Немила испытывала страшное опустошение. К закапыванию импровизированного гробика она уже не имела отношения, поэтому стояла привалившись к дереву и слушала заунывную песнь Яги да кошачье мяуканье, и казалось ей временами, что она вот-вот, и начнёт понимать, что же Васька подпевает своей хозяйке.

(«Нет же, Яга ему не хозяйка. Он сам по себе», – грустно усмехнувшись, возразила себе Немила).

Она изо всех сил пыталась не думать о царевиче, даже по имени его про себя не называла. Думать о духе было гораздо проще – пока без ненависти, для неё найдётся время позже, а сейчас Немила просто хотела понять, где она ошиблась – где дух ошибся? Или… или ошиблась она? За что дух так с ней, после всего, что она пережила? После того, что она для него сделала?

Увы, что сейчас поделаешь? Бежать некуда, да и незачем. Царевича, Ивана, Иванушку – не вернуть.

Не вернуть, никогда-никогда, больше не ходить ему по бренной земле, не видеть земных красот, не разговаривать с братьями, не обнимать батюшку!

До Немилы внезапно дошёл весь ужас произошедшего, и поняла она, как мало́ её горе на фоне всеобщего горя, горя всех людей, которых коснулась и коснётся смерть царевича. Даже в глазах Ворона стояли слёзы, а ведь он не признавался Ивану в любви и не клялся в вечной верности!

И тогда впервые в жизни Немила действительно захотела заплакать, захотела разделить горе с другими, выразить своё сожаление и боль… ан не смогла. Похоже, выплакала она все свои слёзы, израсходовала впустую, на никчёмные свои «страдания».

Забросали могилку Ивана комьями земли, соорудили аккуратный холмик и положили сверху несколько веточек с красивыми, приятно пахнущими цветами волчьей ягоды.

А потом плакали все – Яга, в обнимку с лопатой, Васька, прыгая по свежей могилке и щедро орошая землю крупными слезами, от которых в ней всходила – зелёная! – трава, Ворон – беззвучно, скупо, но проникновенно.

Но не досталось Ивану ни слезы, ни даже крохотулечной слезиночки от суженой. Смотрела Немила на горбик земляной отрешённо, и казалось ей, что она почти видит перед собой ту дорогу, по которой ушёл Иван, но мешают на неё ступить окаянные тени, что мельтешат-мельтешат-мельтешат перед глазами.

Отмахивалась она, смаргивала часто, трясла головой, потом вдруг увидела перед собой, близко-близко, глаза Яги, которые напомнили о ясном голубом небе, и рот коричневый тонкий, но почему-то поменяны они были местами – глаза на подбородке, рот на лбу, и уголки губ заместо того, чтоб вниз смотреть угрюмо, кверху тянутся, к макушке, а макушка-то лысая, пара волосков торчит, все волосы на подбородок сбежали.

Немила послала Яге ответную улыбку, зевнула, спросила:

– Зовёт меня кто-то вроде. Слышите?