Лес видений

Немила старалась не заглядываться на других, чтобы не навлечь на себя беду. Удавалось с попеременным успехом – народу столько она в жизни не видела, глаза то и дело разбегались в разные стороны. Благо, дорогу не нужно было спрашивать, так что она шагала себе и шагала. В своём мире Немила уже давно бы выбилась из сил, но тут, в тридесятом, что-то странное творилось с расстояниями. Всё казалось очень далёким, но только ты начинал идти, так оказывалось, цель твоя куда ближе, на расстоянии в два прыжка два шажка.

Вот и сейчас дома кончились как-то уж очень неожиданно, и выбралась она на гигантскую круглую площадь, совершенно, к тому же, пустынную. Прямо посередине площади темнела громадина терема. Он весь был подобен горе, выросшей посреди выкошенного подчистую поля. Немила поразилась простору, какой никак не ожидала встретить в скрученности града с его узенькими ходами-улочками.

Она замедлила шаг и стала благоговейно подкрадываться к терему. Удивительно, но ни одно из окон соседних теремов-теремочков не выходило на площадь. Глухие стены обступали со всех сторон, и на самом главном тереме тоже не виднелось ни одного окошка. А самое обидное, что и двери Немила нигде не узрела.

Она и протянула руку. Холодным был тот терем, но не из камня сложенным, а из брёвен чёрных. Незнамо сколько железных деревьев было спилено заради строительства этого и других теремов в округе, но здесь, похоже, в железных деревьях недостатку не было.

Немила пошарила руками по стене, везде, где могла дотянуться, постучала, постояла-подождала какого-нибудь ответа и пошла дальше терем обходить.

Обошла она терем со всех четырёх сторон и вернулась к началу своего обхода. Отошла она тогда подальше, села лицом к терему и стала так сидеть, пялясь прямо перед собой, и гулял её взгляд сверху вниз, справа налево, пока в громадине глухих чёрных стен не узрела единственное отверстие, что располагалось под самой крышей. А увидела она его только из-за того, что осветилось оно, буквально на мгновение, и тут же погасло, слившись со стенами. Но окошко то располагалось столь высоко над землёй, а значит, пробраться туда не было никакой возможности.

По крайней мере, если ты не птица, или если у тебя нет ступы. Почему Яга не предложила свою ступу? Тогда Немила быстренько бы слетала до терема, да и суженого сверху искать быстрее и сподручнее.

А теперь что? Кукуй тут внизу, размахивая никчёмной косой из волос, да ори во всё горло безо всякой надежды, что твои крики вообще долетят до такой выси.

– Марья! Марья! Марья Моревна! МО-РЕВ-НА! Меня прислал твой старый друг Ворон! Он сказал, что ты можешь помочь!

Она подпрыгивала, колотила по стене терема кулаками и отбивала пятки сапогов. Она отбегала от терема, до изнеможения вглядывалась в окно, не промелькнёт ли силуэт, не зажжётся ли в его глубине приветливый, пусть и слабый, светоч. Она сорвала горло, но всё безуспешно. Она даже возвращалась обратно, туда, где ходили люди и не только оные, пыталась обратиться к ним с просьбой помочь, но только обнаружила неприветливость и грубость местных жителей.

Вернувшись, Немила снова потопталась под окном, а потом уселась прямо на голую землю и запричитала.

– Ай-яй-яй, ой-ой-ой…

Причитать хорошо, когда тебя слышат и видят, а впустую, без зрителей, какой смысл стенать и жаловаться? Так и не снизошёл никто до стенаний бедной Немилушки, и тогда бедняжка остервенела, вскочила на ноги, кинула на землю Марьину косу и уже занесла ногу, чтобы топтать, топтать, топтать, однако…

Однако случилось непредвиденное. После соприкосновения с землёй коса внезапно начала увеличиваться в длине и одновременно с этим вытягиваться вверх, но не к солнцу, как росток, а чуть наискосок. Прямёхонько к окошку.

Немила хлопнула себя по лбу и рассмеялась. Ай да она, ай да молодец! Ну, держись, Марья, будь ты хоть Моревна, хоть кто! Купола серебряные ждут!

Подъем стал настоящим испытанием. Волосы под ногами скользили, носок сапога едва пролезал в переплетения косы, руки быстро уставали. Не дойдя даже до середины, она повисла на руках, как вдруг до ушей донеслась прекрасная птичья трель, тонкая и звонкая, звонче той, что издаёт любая земная птица. Немила не знала, о чём песня, но ей почему-то хотелось одновременно смеяться и плакать, праздновать жизнь и преклоняться перед смертью, а потом перед её глазами как наяву возник портрет царевича, такой же, как в избе у старосты, изображённый вполоборота, с перстом, указующим вверх.

На время, пока длилась прекрасная песнь, Немила забыла о том, что что висит в воздухе и сил у неё не осталось, а когда трель стихла, то откуда ни возьмись в сердце появилось желание карабкаться дальше, а руки наполнились невиданной мощью. Она обхватила бёдрами косу, сжала вместе стопы и принялась истово подтягиваться, попеременно сгибая и разгибая локти.

Путь был наидлиннейший, но и песнь неизвестной птички ещё несколько раз повторялась, благодаря чему Немила успешно добралась до окошка, заодно оценив его размеры (тройка лошадей могла въехать в это «окошко», не ободрав боков).