Моревна сочла неопределённый жест Немилы удовлетворительным и начала поведовать свою историю. И Немила узнала эту историю, поняла, что уже слышала её, но в несколько ином виде. История эта переплеталась с историей Ворона, но в то же время была другая, более насыщенная подробностями о той жизни в стенах царского терема, что осталась вне Воронова взора.
Вот что когда-то довелось Немиле услышать про Марью, царевну, которая так и не стала царицей:
Жил-был царь, что рано сел на царствование. Несмотря на свой юный возраст правил он мудро, твёрдо, и народ относился к нему не просто с любовью, а с благоговением, называя отцом. Говорят, именно от этого царя повелось прозвище царь-батюшка как символ неиссякаемой веры в силу и благоразумие правителя. Однако, его противником стала собственная сестра, в насмешку прозванная царь-девицей за тяжёлый нрав и постоянное желание оспаривать каждое слово царя. Она вмешивалась в политику, давала множество советов, никакой кротости в её нраве не было и в помине. Но царь не зря был мудрый, он делал вид, что прислушиваться, и до поры до времени царь-девице подыгрывал. Вместе с этим давно задумывался царь, как помириться с соседями, и наконец придумал. Порешил он так: самому жениться на Щековской царевне, а сестру свою выдать за Хоривского молодого и удалого царя, что совсем недавно взошёл на трон и не успел обзавестись семьёй. Царю казалось, что он все хорошо придумал, он даже съездил лично в стольный град Хоривского царства и убедился, что молодой царь сможет выдерживать непростой нрав будущей супруги. Договорившись обо всём, царь-батюшка стал готовить пышную двойную свадьбу. Но не успели молодые пожениться, потому что накануне свадьбы бедная сестричка царя легла в постель и не проснулась. Никто не знал, почему так вышло, да только царь-батюшка, говорят, за всю жизнь до конца не оправился от горя и до самого конца пытался выяснить, что за хворь унесла жизнь сестры. Правил царь по-прежнему мудро, но обещания жениться на Щековской царевне не сдержал, а потому отношения с соседями так и не наладились.
Теперь настала пора услышать Марьину историю, которую она самолично поведала, начиная от того момента, как на склоне холма под деревом обнаружила крошечного беспомощного птенца:
– В моей части терема всегда все покои были окрашены в белый цвет, снаружи терем тоже часто подновляли, чтобы он был воздушным, как облако, и вселял в людей радостные чувства, как светлое облако в ясный день. В тот день, как сейчас помню, я решила пойти в другую часть царского терема, туда, где жил мой братец, не напрямую через мост, а в окружную, по холмам да по лесам. Путь мой был долог, но делать всё равно было особо нечего, поскольку брат не очень-то радовался, когда я лезла в его царские дела. В общем, гуляла я, гуляла, собирала в лукошко цветы, чтобы украсить ими братские покои, то спускалась вниз, то шла по прямой, то снова наверх… Решила я остановиться в моём любимом месте, посидеть-передохнуть и напитаться последними тёплыми лучами уходящего бабьего лета.
Моим любимым местом был дуб, что рос ровно посередине между двумя холмами. Рядом были ещё деревья, но этого красавца нельзя было не заметить. Он был статный, высокий, а на сильных и ровнёхоньких ветвях можно было сидеть без боязни свалиться. Пожалуй, будь этот дуб человеком, я бы вышла за него замуж.
Вообще-то я тогда совсем не хотела думать о свадьбе, но брату уже пришла в голову идея, что мы оба должны пойти на выгодный брак, чтобы положить конец давней неприязни, заложенной ещё нашими предками.
В тот солнечный день мне казалось, что до вынужденной свадьбы еще очень много времени, и потому я просто наслаждалась жизнью, качаясь на крепких дубовых ветвях. А теперь слушай внимательно, раскрою я тебе свой секрет!
Так раскачалась я на том несчастном древе, что с него на землю упало гнездо, а из гнезда вывалился лапками кверху щуплый, без слёз не взглянешь, ещё не оперившийся птенец.
Мохнатый чернушка, он был похож на клубок пыли, какой достаёшь из самого тёмного угла комнаты во время уборки.
Но я его недооценила, поскольку стоило мне спрыгнуть с дерева, как чернушка вскочил на лапки, которые, к слову, размером едва не превосходили его голову, и стал беспорядочно бегать по высокой траве, то подскакивая ввысь, то пригибаясь и с разбегу влетая в заросли, как в нору. А кончилось это знамо чем: запутался воронёнок, жалобно затрещал, и пришлось мне его вызволять из густых кущей.
Птички пугливые, не так-то просто добиться их доверия, а уж если ты их жилище сломал, то считай всё пропало. Вот и родители моего воронёнка с громким возмущённым карканьем покружили вокруг меня, баюкавшей его на своих руках, да и улетели, чтоб никогда больше не вернуться.