— Лешаки — дело другое. У них на дальней окраине Измайлова, в Терлецком урочище что-то вроде святилища, о нём ещё три века назад слухи ходили, что там-де родина всех леших. Присловье даже было тогда в ходу: «Леший Перовский зовёт Куликовского в гости, на родные кости». То есть, перовские, терлецкие то есть, лешие померли и в землю легли раньше прочих своих сородичей. Да про леших здешний ещё Яков Брюс был в курсе — тот, чернокнижник, который при царе Петре Сухареву башню, построил. Он хотел Терлецкое урочище занять и леших под себя подгрести — однако обломился, ни с чем ушёл. Не хотят лешаками никому подчиняться, будь он хоть трижды колдун…. Потом и ученик Брюса, граф Терлецкий, перерыл всё урочище в поисках секрет эликсира бессмертия — и, вроде как что-то отыскал. Но, видать, находка та ему боком вышла, потому как граф с тех С тех пор и появляется там со своей чёрной собакой. Вот и лешаки его там видели, рассказывали…
Метрах в пяти от берега вода вспучилась пузырями, заклокотала. Виктор едва не споткнулся — повернулся на каблуках, нашарил рукоятку «терминаторского» обреза и ловко — зря, что ли, столько практиковался в Норе? — клацнул скобой Генри. Но неведомое чудище не спешило всплывать под сноп картечи — ворочалось себе в глубине, пуская пузыри, остро воняющие сероводородом.
Ева тоже среагировала на неведомую опасность — припала к земле, вскинув к плечу пятизарядный охотничий карабин, своё излюбленное оружие. Ладонь на шейке приклада, палец чуть подрагивает, готовый, чуть что, лечь на спуск. Сейчас её было не узнать: черты лица сразу высохли, заострились, словно лезвие боевого ножа, в глазах — недобрый, опасный огонёк.
— В кого пулять-то собрались, егеря? — раздался из-за спины ворчливый голос. — В пруду нашем ни кикимор нет, ни разных-прочих окаянных тварей. А что болотный газ иногда попузырится — так чего ж вы хотели? Сколько уж не чистили, заросло всё, заилилось. Скоро вместо пруда будет сплошная болотина.
Виктор снова обернулся и снова чуть не упал — на этот раз от удивления. Из-за ствола средних размеров клёна (пять метров — разве ж это размер по меркам этого дремучего уголка Леса?) высовывалась невообразимая физиономия.
Врубелевский Пан — вот что пришло ему в голову в первую очередь. Только без старческих кудряшек вокруг лысины — их, как и куцую бородёнку, заменяют клочья зеленовато-бурого мха. Кожа тёмная, корявая, изрезанная трещинами, словно кора столетнего дуба, кое-где в белёсых пятнах лишайников. Но это не производило отталкивающего впечатления, какое производит, например, запущенная кожная болезнь. Удивительное создание гармонично вписывалось в окружающее: казалось, ожил обычный пенёк — ожило, отряхнулся, повязал на чресла драную тряпку — и отправился прогуляться по тропинке запретного Леса, пока не встретило незваных гостей. или званых? Ведь их сюда, как-никак, пригласили…
Физиономия ухмыльнулась — дружелюбно, с хитринкой. Ярко-изумрудные глаза, запавшие в глубоких трещинах «коры», играют золотыми искорками.
— Гоша! — с Евы мигом слетела предбоевая «заострённость». — Как здорово! Вот уж не думала, что это ты!
Да это же лешак, ошарашенно подумал Виктор. Ну да, точно, именно так ему их и описывали. Сам-то он толком не видел представителей этого странного племени — если не считать Лешачонка, встреченного ещё в Грачёвке. Но тогда Виктору было не до разглядываний даже самых экзотических обитателей Леса: смертная хватка друидского яда только-только разжала свои когти, и он не то, что соображать — шевелиться толком не мог, валялся в отключке.
Ева тем временем повисла у Гоши на шее — для этого ей пришлось подпрыгнуть, поскольку тот оказался на полметра выше даже Виктора. Лешак в ответ скрипел что-то приветственное и поглаживал женщину по спине корявыми, словно корешки, пальцами.
— Долго же вы… — пробурчал он. Я уж с самого утра жду, притомился. Идтить пора, только сначала вот что…
Он осторожно стряхнул себя Еву, обернулся к клёну и трижды постучал по стволу ладонью. И дерево ответило: с протяжным скрежетом, словно распахивалась разбухшая за зиму оконная рама, в стволе на уровне лица Виктора возникла глубокая узкая щель.
— Давайте-ка сюда все железяки ваши. Ружья, ножи, патроны — всё.
— Что же нам, через Измайлово безоружными идти? — спросила Ева. Для порядка спросила, отметил Виктор, явно и в мыслях не имея спорить с «проводником».
— Всё, до последнего патрончика, здесь придётся оставить. — серьёзно ответил Гоша. — Иначе тропа не пропустит, кружить начнёт. А то и чего похуже сотворится — там, в самой чащобе.
Женщина сняла с плеча карабин и неохотно протянула лешаку.
— Сотворится, говоришь? И всё-то у вас, лешаков, не в простоте, всё с выдумкой, с подвывертом!
Гоша принял оружие осторожно, даже брезгливо, тремя пальцами — и бросил в щель. Края её дёрнулись, и Виктору на миг послышалось сытое чавканье.
— Назад-то хоть отдадите?