Но ответа не последовало. Судя по всему, дух тоже потерял слишком много сил и был не в состоянии разговаривать. В течение нескольких часов он владел моим телом — жил, двигался, действовал… Господи! Вся моя одежда в пыли, а сапоги заляпаны грязью. Брюки оказались плохо застегнутыми — их явно снимали. Не иначе как для того, чтобы совокупиться с женщиной. Или с мужчиной? Хотелось бы мне знать, что еще вытворяли мы с духом.
Я взял стакан с абсентом, принесенный барменом, и осушил его в несколько глотков. Моя попытка встать на ноги едва не закончилась падением. Лодыжку пронзила острая боль. Взглянув на свои руки, я заметил, что костяшки пальцев перемазаны кровью. Э, да мы, похоже, ввязались в драку, где нам изрядно досталось.
С немалым трудом я добрался до своего дома на Рю-Дюмейн. Мой лакей, Кристиан, ждал меня. То был чертовски сообразительный малый, цветной, однако с изрядной примесью крови Мэйфейров в жилах. Я не только щедро платил ему, но и позволял порой отпускать довольно язвительные остроты. Первым делом я спросил, готова ли постель, и он, как обычно, ответил вопросом на вопрос:
— А вы как думаете?
Я рухнул на кровать. Кристиан стащил с меня одежду и уже хотел было идти прочь. Однако я приказал принести бутылку вина.
— Вы и так выпили вполне достаточно, — заявил он.
— Ступай и принеси вина, — рявкнул я. — А то я встану и придушу тебя за твой длинный язык.
Он счел за благо воздержаться от дальнейших замечаний.
— Убирайся, — приказал я, когда Кристиан поставил бутылку на столик у кровати. Он молча повиновался. Я лежал в темноте, потягивал вино прямо из горлышка и мучительно напрягал память, пытаясь вспомнить события прошедшей ночи. Вот передо мной освещенная улица, и голова у меня идет кругом, будто я изрядно набрался, а сквозь рев океана доносятся людские голоса. Затем воспоминания стали более связными. С отчетливостью, которой обладают лишь картины того, что пережил сам, я увидел себя в какой-то горной долине. Меня окружали люди, которых я сам сюда созвал. Вместе с этими людьми мы вошли в собор. Он был изумительно красив. Никогда и нигде еще я не встречал подобной красоты и величия. Повсюду висели нарядные гирлянды из цветов и зеленых ветвей, а сам я держал в руках изображение Младенца Христа. Откуда-то с высоты послышалось сладостное пение, и слезы ручьями заструились по моим щекам. Я ощутил, что наконец обрел свой истинный дом. С этой мыслью я возвел взор к бесконечно высокому куполу.
«Да, теперь я в руках Господа и святых», — подумал я с тихой отрадой.
В то же мгновение я вздрогнул и очнулся. Откуда взялось это видение? Я точно знал, что дивный собор находится в Шотландии, в маленьком городке, который называется Доннелейт. А еще я знал, что с тех пор, как он разрушен, прошли века. И все же это произошло именно со мной, и ни с кем другим, ибо столь явственно и живо можно вспомнить лишь то, что испытал и почувствовал сам.
Я вскочил с постели, бросился к столу и торопливыми каракулями записал все, что подсказала мне память. За этим занятием и застал меня Лэшер. Изнуренный недавними приключениями, он был не в силах принять видимое обличье, и голос его прозвучал устало и слабо.
— Что это ты делаешь, Джулиен?
— То же самое я могу спросить у тебя, — отрезал я. — Надеюсь, минувшей ночью ты неплохо повеселился?
— Да, Джулиен. Очень даже неплохо. Мне хотелось бы проделать это вновь. Прямо сейчас. Но я слишком слаб.
— Ничего удивительного. Я тоже чертовски устал. Иди отдыхай. У нас еще будет время заняться этим…
— …Как только мы восстановим силы, — подхватил он.
— Хорошо, будь по-твоему, чертяка.
Я сунул исписанные листы бумаги в ящик стола, вновь растянулся на постели и моментально провалился в глубокий сон.
Когда я вновь открыл глаза, все вокруг заливал яркий солнечный свет. Я отчетливо сознавал, что во сне вновь побывал в соборе. Я прекрасно помнил и круглое окно-розетку, и изображение святого, вырезанное на крышке гробницы, и ласкающее слух пение…
«Что все это означает? — недоумевал я. — Неужели мой демон на самом деле святой? Нет, это невозможно. Или же он падший ангел, в наказание низвергнутый в ад?»
Я терялся в догадках. А что, если он служил какому-нибудь святому, служил верой и правдой, но потом… Что же произошло потом?
В одном у меня не было ни малейших сомнений: все эти воспоминания принадлежали смертному. Призрак хранил память о днях, когда имел плоть; завладев моим телом, он наделил меня своими воспоминаниями. Возможно, из всех людей, живущих на свете, одному лишь мне дано постичь их смысл. Разумеется, призрак знал, что воспоминания о его прошлом станут моими. Дело в том, что он не способен мыслить самостоятельно и для этой цели обычно использует нас, смертных. О том, что произошло и каков смысл всего этого, дух узнает лишь в том случае, если я ему расскажу.