Лэшер

Разумеется, мне тоже случалось проезжать мимо, хотя, как я уже упоминал, ни разу нога моя не переступала порога вражеской обители. Я не знал даже, сколько именно Мэйфейров живет под этой крышей. С моей точки зрения, этот особняк в итальянском стиле отличался излишней помпезностью и, я бы сказал, надменностью, хотя, бесспорно, был красив. Подобно моему собственному дому, он был построен из дерева, отделанного под камень. Фасад его украшали колонны, внизу дорические, наверху коринфские, парадная дверь располагалась в углублении, а в стороны расходились два восьмиугольных крыла с закругленными итальянскими окнами. При всей свой тяжеловесности и некоторой неуклюжести, здание, должен признать, отличалось своеобразным изяществом. В целом дом был недурен, хотя, конечно, не шел ни в какое сравнение с моим.

Услышав слова Стеллы, я немедленно поднял взгляд к чердачному окну.

Несмотря на то, что стекла в нем были двойными, мне показалось, я слышу биение сердца девочки, устремившей на меня пристальный взгляд. Я различил лишь бледное личико и копну спутанных волос. А потом в стекло ударило солнце, и видение исчезло.

— Это она, она. Наша бедняжка Рапунцель! — воскликнула Стелла и, хотя девочка отошла от окна, принялась приветственно размахивать руками: — Эви, дорогая, мы пришли тебя спасти. Твоему заточению конец!

Тут на крыльцо выскочили взбешенный Тобиас и его сын Оливер, младший брат Уолкера, совершенный тупица, если только в этом мире существует совершенство. С первого взгляда трудно было определить, кто из этой парочки придурков отец, а кто сын. Оба пребывали в одинаково глубоком маразме.

— Почему вы держите ребенка на чердаке? — спросил я, не тратя времени на приветствия. — Отвечайте, действительно ли девочка является дочерью Кортланда? Или это очередная наглая ложь, которую вы измыслили, дабы нарушить покой моей семьи?

— Ты презренный негодяй! — возопил Тобиас. При этом он гордо выступил вперед, но потерял равновесие и едва не свалился с крыльца. — Как ты посмел приблизиться к моим дверям! Убирайся прочь, ты, отродье сатаны. Да, твой ублюдок Кортланд воспользовался неопытностью Барбары Энн. Моя несчастная дочь умерла во цвете лет. И виновник ее смерти не кто иной, как Кортланд. А это дитя — ведьма, самая настоящая ведьма, да такая, какой еще не было среди Мэйфейров. И пока я жив, я сделаю все, что возможно, чтобы она не производила на свет новых ведьм!

Я услышал более чем достаточно. Решив прервать затянувшийся монолог Тобиаса, я двинулся вверх по ступенькам. Оба старых идиота, отец и сын, бросились мне наперерез.

Я остановился и произнес, громко и отчетливо:

— Приди, мой Лэшер. Очисти мне путь.

Тобиас и его отпрыск в ужасе подались назад. Стелла бросила на меня изумленный взгляд. Но ветер прилетел незамедлительно. Именно так случалось всегда, когда дух был мне особенно нужен, когда уязвленная моя гордость требовала его помощи, а усталая душа почти не надеялась на отклик. Стремительный порыв, прошумев в кронах деревьев, мощным рывком распахнул передо мной дверь дома.

— Спасибо, дух, — прошептал я. — Ты помог мне сохранить достоинство.

«Я люблю тебя, Джулиен, — произнес безмолвный голос в моем сознании. — Но я хочу, чтобы ты покинул этот дом и оставил в покое всех, кто здесь живет».

— Этого я сделать не могу, — возразил я.

Переступив порог дома, я оказался в длинном коридоре, темном и прохладном, по обеим сторонам которого располагалось множество дверей. Стелла не отставала от меня ни на шаг, я слышал, как скрипят половицы под ее ногами. Оба старых болвана, отец и сын, истошно вопили — по всей видимости, рассчитывая поднять переполох среди прочих обитателей дома. Из всех дверей начали выглядывать бесчисленные Мэйфейры. Все они визжали и испуганно квохтали — ну не дом, а настоящий птичий двор. Ветер меж тем шумел в кронах дубов. Тревожный шелест листьев проникал даже в коридор.

Кое-кого из домочадцев Тобиаса мне доводилось встречать в Ривербенде, да и остальных я тоже так или иначе знал. Когда все они столпились в дверях, Тобиас вновь попытался остановить меня.

— Прочь с дороги, — бросил я, подходя к старой дубовой лестнице. То была массивная лестница с широкими ступеньками. Площадки между этажами украшали помутневшие от времени витражи, которые заставили меня на несколько мгновений остановиться. Стоило мне увидеть, как свет проникает сквозь желтое и красное стекло, я вспомнил о соборе, и он, как когда-то прежде, отчетливо предстал перед моим внутренним взором. Ни разу за все годы, прошедшие после поездки в Шотландию, меня не посещали столь яркие «воспоминания».

Я чувствовал, что дух здесь, рядом со мной. Изрядно запыхавшись, я добрался наконец до верхней площадки.

— Где вход на чердак?

— Здесь, здесь, — закричала Стелла и, схватив меня за руку, потащила в небольшой коридор. Там я увидел узкую лестницу, ведущую к чердачной двери.