Леший

– Конец связи, – пробормотал капитан, вместо ожидаемого мной ответа. Он выскочил из рубки и, нагнувшись через борт, передал сообщение. Пятеро борзых, периодически светя фонарями, устремились в лощину и вскоре скрылись в зарослях. Лишь изредка блистал свет в проемах между деревьями. С высоты виднелся губернаторский особняк, длинный забор, видеокамера, закрепленная стальным хомутом на столбе, а также часть лестничного марша у задних ворот. Расстояние вполне достаточное для ведения прицельного огня из винтовки.

На ступенях промелькнули один за другим все пятеро и столпились в нетерпении у входа, тяжело дыша после быстрого подъема. Камера повернулась в их сторону. Самих ворот не видно – они расположены торцом в мою сторону. Двери открылись, и в этот момент раздался оглушительный взрыв. Пятеро с автоматами сброшены со счетов.

В особняке во всех окнах вспыхнул яркий свет: видно, как в помещении мечутся сразу несколько человек. У каждого в руках автомат. Они бы рады стрелять, да не знают, в кого.

Вытянувшись на звонарном помосте и положив винтовку на подоконник, я прицелился. Охрана ослеплена электрическим светом и никого не видит, кроме себя. Молодцы, охранники. С реки меня тоже никто не заметит. Там тоже ослеплены собственным светом. Дойдет и до них очередь.

На груди молодого охранника загорелась едва видимая точка, и сразу же брызнуло в электрическом свете стекло. Второй попытался вести огонь, прячась за подоконник, но только облегчил мне задачу, высадив сразу все стекла в доме. Приклад в очередной раз толкнул меня в плечо, и второй охранник с разбитым черепом упал навзничь. Третий метался где-то в прихожей, а когда вбежал и увидел лежащих товарищей, пытался бежать назад. Это привело к моей ошибке – пуля попала охраннику в печень. Он будет долго мучиться, но все равно умрет, как умер вечером Чачин.

Больше никто не выбегал на линию огня. Лишь однажды мелькнуло перекошенное от страха лицо старухи. Она меня не интересовала. Я не охотился на женщин.

Внизу, на «Метеоре», еще не знали всей трагедии происшедшего. Был всего лишь взрыв и автоматная очередь. Там ждали доклада команды, посланной к особняку.

В руках у меня теперь находилась «муха» – гранатомет, чудом уместившийся в контейнере. Напарник любил держать оружие про запас, царствие ему небесное.

– Как ты там, Костя? – поинтересовался я вежливо.

– Нормально! – он почему-то кричал. – Что там за взрыв?!

– Да пятеро тут… Наступили на мину. А ведь я предупреждал: не играй, Костя, с огнем. Но ты не поверил. Ты решил, что малость можно вашим и нашим и еще кому-нибудь другому за пять копеек в долг отдаться…

– Где ты?! – он почти рыдал.

Двигатель «Коршуна» взревел. Выход из ручья закрывал «Метеор». Я поднял «муху», прицелился и, не дыша, выбрал слабину крючка. Граната, оставляя огненную дугу, ударилась в корму «Метеора». Красное гигантское облако тут же поднялось и ударилось в небо – взорвался топливный бак. Более тонны горючего, взорвавшись вместе с гранатой, оплеснуло собой катер, мгновенно превратив в факел. Корма стала оседать. По трапу с «Метеора» пробежали, пряча лица от огня, двое. Они устремились в мою сторону, под косогор, – в кусты, к прыгающей темноте.

– Теперь ты знаешь, что бывает, когда людей сердят, Костя…

Тот молчал. Пучок света дернулся и полетел в мою сторону, но я успел спрятать глаза. Я не хотел воевать на ощупь. Быстро опустив светофильтр, я вновь прильнул к окуляру: капитан прятался за большим прожектором, стоящим над рубкой. В прошлый раз на «Коршуне» не было такого приспособления.

«Что ж, Костя, ты сам выбрал себе тропинку», – подумал я и вновь перестал дышать. Пуля прошла сквозь прожектор. Человек махнул обеими руками и выпал за борт…

По косогору ко мне могли подкрадываться двое. Я постоянно помнил о них. Им было за что драться. Из рук ускользал налаженный бизнес, а в этих случаях, говорят, даже о матери родной забывают. В приступе отчаяния, конечно. Ради денег. Говорят, но я в это не верю.

В деревне тем временем загорались огни. Неожиданно в сторону лощины из губернаторского подземелья, словно из печи во время растопки ее бензином, ударило громадное плотное пламя. Так взрываются пары керосина, бензина или спирта. Пламя опалило верхушки деревьев, оставив на кронах отдельные языки. Затем они скоро погасли. Сырой лес сам себя спас.

В буквальном смысле запахло жареным. Настала пора уходить. Я стал виден в свете многочисленных огней. «Отзвонил – и с колокольни долой», – сказал кто-то давным-давно. Не хотелось оставлять после себя кучу металлолома. Размахнувшись, я швырнул гильзы далеко в овраг. Туда же отправилась и труба от использованной «мухи». Пусть ищут, кому охота.

Собрав снаряжение, я опустился вниз. Отвел лестничный пролет и положил возле стены. Лишь после этого подошел к двери, изо всех сил нажал на нее. Камень нехотя двинулся по шершавой поверхности двери, затем упал, глухо ударившись о землю. Выйдя наружу, я поднял его, вновь приставил к двери и лишь после этого скользнул за северный угол церкви.