– Опять пожадничал, – думал Леший, то и дело поправляя тяжеленную котомку, набитую рыбой. Весна ноне выдалась просто замечательная. Большой снег сошёл быстро, и пойменные луга Верховья утонули на глубину до полуметра. Воду хорошо прогревали почти прямые лучи тёплого солнца, и в эту благодать, ещё дедами раскроённую осушительными канавами, давно заросшими густым ивняком, потянулась из Белого озера рыба. Тут и там слышалось громкое плескание плавников безоглядно играющих щук, к которым осторожно можно было подойти на расстояние одного шага и колоть острогой.
Точно так же шумно плескались и язи. Но если щуки то и дело для игрищ своих выбирались на открытое место, язи жались к кустам и вели себя очень осторожно. К ним подойти с острогой даже не стоило пытаться. По неосторожному всплеску при шагании рыбака в болотниках с длинными до паха голенищами язи замирали, и стоило большого терпения дожидаться, пока они снова осмелеют и начнут тереться боками друг о друга и бить по воде плавниками.
Зато бесшабашные щуки, которые привыкли, что обитатели водоёмов боятся только их, сами не остерегались никого. Они так увлекались своими брачными играми, что не обращали внимания ни на что. Вот этим и пользовались жители окрестных деревень, запасаясь провизией чуть не на всё лето. На рыбалку шли все, кому не лень. Мужики затачивали зубья и без того острых, как швейные иголки, кованых десятипалых острог, им подражали подростки, особенно те, что жили без отцов, сгинувших на охоте или на рыбалке во время шторма на вид ласкового, но при ветре очень сердитого озера шириной до сорока километров.
Рыбаки надевали бродни, которые предварительно латали при помощи резинового клея кусками старых велосипедных камер, и хлопая широкими голенищами, шли за несколько километров за легкой добычей.
Большинство брали с собой ружья, и с расстояния нескольких шагов стреляли бекасинкой в самую гущу трепещущих плавников, потом подбегали и торопливо совали оглушенную рыбу в жадно распахнутые зева мешков с привязанными к углам верёвками для того, чтобы носить за спиной наподобие армейского рюкзака.
Одним выстрелом удавалось оглушить по пять, по шесть и больше рыбин. И тут надо было просто успеть выхватить их из мелководья, пока они не оклемались и не успели юркнуть подальше от неудачно выбранного для брачного восторга игрищ.
Леший для рыбалки ружьё не признавал. Он любил тишину, хотя справа и слева то и дело раздавались глухие выстрелы, пугающие не только рыбу, но и налетевших по весне уток, которые кормились на мелководье после дальнего путешествия. Уток мужики по весне не трогали. Не стреляли и селезней с яркой сиреневой окраской, потому что после дальних перелётов не было от них почти никакой пользы: ни мяса, ни навара. Вот ближе к осени – дело другое. Тогда заготовка дичи шла вовсю, чтобы жить с приварком до самых морозов, пока не начнут забивать домашнюю скотину – бычков, свиней да барашков.
Анемподист на нерест ходил только с острогой. Терпения у него, в отличие от торопыг-подростков да азартных мужиков, хватало. Он, заслышав издалека плеск плавников, шёл в том направлении, не издавая плеска, переступал по ровной затопленной луговине настолько медленно, что не создавал малейшего движения прогретой солнцем воды. И нередко нерестящиеся щуки сами выплывали на него на расстояние отполированной длинной рукоятки остроги. Оставалось только удачно попасть в самую середину шевелящейся кучи.
Леший никогда не промахивался и за один удар насаживал до трёх рыбин.
Добыча была не слишком удачливой, только если не везло с погодой, но сегодня день выдался ясным, тёплым, и потому его заплечная котомка наполнилась быстро. Ему самому столько рыбы было не надо. Небольшая кадка уже была до верха наполнена солониной, потом, как сойдёт с озера лёд, в сетки наловит он лещей да чёши завялить, а когда пойдёт снеток, мужики подкинут ему несколько ящиков на сущик.
Вспомнив про сущик, Леший даже сглотнул невольно набежавшую слюну – уж больно по вкусу была ему эта мелкая рыбка, что духмяно пахла свежими огурцами. Он по миске брал её у рыбаков каждый день до конца короткой путины, зажаривал с куриными яйцами в большой сковороде, и питался таким деликатесом от пуза. А когда снеток только начинал идти, был еще чистым без сорной рыбы типа ершей, делал заготовки впрок. Раскладывал на жаровнях, присаливал и сушил в русской печке, а потом хранил в холщовых мешочках, то и дело проверяя, не завелись ли мелкие серые червячки, что так любили плодиться в жабрах краснопёрки и язя.
Сушёный снеток Анемподист любил заваривать кипятком в большом блюде, накрошив туда пару больших луковиц. А когда рыбёшка в закрытой крышкой посудине разопреет, ел её с превеликим удовольствием. Не смотря на лук, не воротили морду от похлёбки и Барсик с Буяном.