Леший

– Да неужто кто из Костомы на вдову позарится? – зарделась вдруг Татьяна. – Я там мало ково и знаю, но про женихов-то таких и слыхом не слыхивала.

– А вот и десятка пик выпала. Гляди, большое счастье тебя ожидает, а следом валет червовый. Это значит, что тебя сыздавна помнят и желают видеть. И не подруга какая, а мужеского полу дружок давний. С молоду, значит, помнит. Вон круг ево чёрных карт сколько пошло, овдовел, значит недавно, про тебя, видать, вспомнил. Значит, скоро свататься приедет. И восьмёрка червей говорит, что это новое лицо твою судьбу решать станет. Ой, а любви-то, любви-то сколько выпало! Тфу-тьфу, тьфу, штоб не сглазить!

В это время в дом ввалился и цыган.

– Здорово, хозяюшка! Я там от стога-то у тебя пару охапок сенца лошади взял, браниться не станешь?

– Дак эть, коли взял, дак што теперь уж. Поди и моей коровушке на зиму-то хватит. Нетель, как скотину выгонять в поле перестали, продала в соседнюю деревню, – разоткровенничалась простодушная Татьяна. – За Красавой, поди, скоро заготовители приедут. На днях агент приежжал, говорил, ждут, когда болото как следует промёрзнет, чтобы машина не провалилась. Машины-то у их типерь больно большие да тяжёлые стали. Ну, вот и самовар поспел. Вы полушубок-то снимайте, – повернулась к цыгану, – Тепло у миня в доме-то. А то потом с чаю-то да из тепла на санях быстро продрогнуть можно. А вы куда путь-то держите? У нас тут как край земли, дальше-то всё леса, реки да болота. В Курдюг-то только летом и можно попасть на моторке. Да и делать там нечево – три деревни, сказывали наши, да посёлок, где охранники живут. Тюрьма там большая. Арестантов-то специально в таком месте и держат, штобы бежать некуда было.

– Да мы сегодня в Мальково да на Пушную гору хотели заехать. Коней добрых надо купить. Думали у вас тут есть, да говорят, только старые клячи и остались ешшо с колхозной поры. – Цыган широко улыбнулся, продемонстрировав два ряда золотых зубов. – А нам клячи без надобности. Цыгану хороший конь нужен, верный и надёжный.

– Оно, конечно, конечно, – рассеянно кивала головой Татьяна, поглощённая мыслями и предстоящем сватовстве какого-то друга молодости. Никого вспомнить она не могла и потому в разговоре участие принимала отрешенно.

– Ну, вот, спасибо, хозяюшка за хлеб-соль! – Поднялся из-за стола цыган и что-то сердито сказал жене. Та огрызнулась, но тоже начала собираться. Потом что-то по-своему было сказано мальцам, те тоже начали суетливо вылезать из-за стола и одеваться.

Цыган вышел первым, за ним гурьбой выкатились шумные пацанята. Цыганка остановилась у двери:

– Хорошая ты баба, душевная. Спасибо тебе за угощение! Понравилась ты мне, не хотела я тебе говорить, да уж не утерплю. Худа тебе, милая, тут желают. В тех деньгах, которыми с тобой за нетель расплатились, одна бумажка с наговором. Есть тут у вас бабка одна, которая колдовать может...

– Дак это у нас всем известно, что Нюшеря заговоры разные знает, травками от болезней всяких пользует, – перебила шумную гостью Татьяна.

– Может и Нюшеря, не ведомо мне то, но карты показали, пгго беду на тебя наслали теми деньгами. На скотину твою порчу навели. Гляди, как бы отёл нормально прошёл.

– Ой, а што делать-то? – всполошилась Татьяна.

– Говорю, глянулась ты мне, милая-а-а, добротой своей, – нараспев сказала цыганка. – Так и быть, помогу я тебе порчу снять. Есть у тебя свечка церковная?

– Да откуда же у нас тут церковным-то взяться? – изумилась Татьяна. – Простые вон в комоде есть две-три штуки.

Цыганка вернулась к столу:

– Давай свечку одну и спички, порчу снимать будем.

Она зажгла поданную Татьяной свечку, наклонила её, накапала воска на стол, поставила на него свечку, подержала, чтобы та прилипла и стояла вертикально.

– В избе у тебя чисто, сглаза и наговора нету – вишь, огонёк ровно горит, – заговорила цыганка. – Только смотри, как пламя-то в сторону комода всё наклоняется. Видно, там наговорённые деньги держишь.

Татьяна изумилась осведомлённости цыганки и встревожено закивала головой.

– Давай деньги сюда, не бойся! Там всего одна порченная, надо её прямо сейчас сжечь, коли худа в доме не хочешь.

Татьяна послушно выдвинула нижний ящик старинного комода, достала спрятанный под простынями свёрток с деньгами и подала цыганке.

– Нет, милая моя! Я к этим деньгам даже прикасаться не стану, – с деланным испугом сделала шаг назад цыганка. – Ты уж сама разверни да по столу разложи, а порченную денежку я сразу увижу.

Татьяна сдвинула на середину стола посуду и остатки пирогов, развернула газетный свёрток, веером раскинула на краю полученную за проданную нетель выручку. Она тогда сразу же хотела отнести их на почту, немного отправить дочери в город на обнову, а остальные положить на книжку, но почтариха как раз болела, и деньги уже две недели лежали дома.