* 17 августа 1998 года был объявлен технический дефолт по основным видам государственных долговых обязательств. Одновременно было объявлено об отказе от удержания стабильного курса рубля по отношению к доллару, в результате чего курс рубля упал за полгода более чем в 3 раза – с 6 рублей за доллар перед дефолтом до 21 рубля за доллар на 1 января 1999 года. Разорилось большое количество малых предприятий, часть банков лопнула. Вкладчики разорившихся банков потеряли вклады, сбережения населения девальвировались в пересчёте на твёрдую валюту, упал уровень жизни. (Википедия).
Ну и т.д. Подробнее можно прочесть во всё той же Википедии.
* Слова народные. Названий много: «Я ухожу», «Афганистан», «Шумит сосна». Эту песню я слышал ещё в раннем детстве. Подходящего исполнения, именно того, как я представляю эту песню в данной сцене, в инете я не нашёл.
10 глава
1998-1999 год
***
Казалось бы, вот только что были проводы. Выстроенные в ряд столы, уставленные водкой и закуской. Шутки приятелей. «Ценные» советы тех, кто отслужил. Заплаканные мамины глаза. Восхищённые Лёшкины. Дорога в неизвестность. Подспудная тревога. Нетерпеливое ожидание чего-то нового и неизведанного. Учебка. Непривычная жизнь. Строгий распорядок. Новые друзья…
И вот, полгода спустя, поезд мчит курсантов – только вчера окончивших учебку – к дальнейшему месту службы. А впереди опять ждёт неизвестность.
Под весёлый перестук колёс в вагоне галдели и смеялись. Виктор, привалившись спиной к твёрдой стене плацкартного купе, смотрел в окно, на проносящиеся мимо деревья и дома. Обычно деятельный и неутомимый Андрюха, дремал на верхней полке.
*
С Андрюхой они сдружились в первую же неделю приезда в учебку.
В тот вечер Виктор один возвращался из столовой.
Вообще-то в учебке везде ходили строем, что особенно раздражало с непривычки. Даже туалет можно было посещать только в строго определённое время. Но в этот раз после ужина Витьку задержал замком по воспитательной части. Узнав, что Витька играет на гитаре, он оставил его и поделился идеей проведения концерта армейской песни – в воспитательных целях и для поднятия боевого духа новобранцев.
Они обговорили предварительные детали, и замком, сказав, что вызовет завтра, наконец отпустил его.
Пользуясь редкими минутами свободы, Витька не торопился возвращаться. Ему хотелось подышать морозным воздухом, пропитанным запахом мокрого ноябрьского снега, а не маяться в духоте казармы. Расстегнув наполовину куртку и немного приспустив её с плеч, открывая холодному ветру горло с подрагивающим кадыком, сдвинув на затылок ушанку и засунув руки в карманы брюк, он шёл нарочито расхлябанной походкой по асфальтированной чисто выметенной дорожке.
Если смотреть в темнеющее небо, а не на корпуса и агитационные щиты вдоль аллеи, то можно представить, что ты не в учебке, с её строгими, иногда доходящими до абсурда, правилами, а на гражданке – просто гуляешь по городу. И стоит завернуть за угол – попадёшь в свой двор. И у подъезда на лавочке сидят с гитарой пацаны, а дома ждёт мама. И нужно только подняться на свой этаж и нажать кнопку звонка, она тут же откроет дверь и, заворчав, что Витька шляется где-то целыми днями, позовёт ужинать. А из комнаты выбежит Лёшка и, не давая вставить слово, затараторит про свои мальчишечьи дела, попутно задавая кучу вопросов…
Уже поворачивая к казармам, Витька заметил возле учебного корпуса какое-то шевеление. Возвращаться в помещение категорически не хотелось. И оттягивая этот момент, он – охотно пользуясь любой причиной – изменил свой маршрут, решив проверить, что же там происходит.
Подойдя ближе, он увидел в неверном свете опустившихся сумерек, как два здоровенных курсанта, прижав к стене третьего – невысокого и щуплого – обшаривают его карманы.
Мимо такого Витька точно пройти не мог. Тем более, что он вспомнил этого тощего, невысокого паренька.
Как только они прибыли в учебку, Витька – ещё не отошедший после отъезда и расставания с семьёй, и находясь в грустно-сентиментальном расположении духа – сразу обратил на него внимание. Он чем-то неуловимо напомнил ему приставучего и настырного Лёшку. Чем Витька тогда не понял, потому что внешне этот рыжий парень совершенно не был на него похож.
И это неизвестно откуда взявшееся мгновенное узнавание с того дня не давало Витьке покоя.
Он каждый день вспоминал о Лёшке, хоть и убеждал себя – ему плевать на сводного братца и он нисколько не скучает о нем. Но почему-то при слове «дом» и «семья» перед мысленным взором всегда вставали мать и это мелкое черноволосое недоразумение.
Витька не признавался сам себе, но он тосковал по дому и ему не хватало восхищённого Лёшкиного взгляда и радостной улыбки, с которой тот неизменно встречал его. И каждую ночь после отбоя, лёжа на узкой койке в казарме, Витька ловил себя на том, что прислушивается к звукам, чтобы уловить Лёшкино шебуршание под одеялом. И ждёт, когда тот, устав от своих бесконечных вопросов, наконец тихо засопит, уснув.
Но вокруг слышался только скрип пружин под тяжёлыми телами парней и богатырский храп.