От тяжёлых мыслей Вика отвлёк тихий скрип двери. В образовавшийся узкий проем, освещённый тусклым светом, падающим в коридор из кухни, наполовину протиснулась худенькая фигурка в байковой пижаме на пару размеров больше. Вик вспомнил, что в этой пижаме он спал, когда ему было лет девять. Но он тогда был намного крупнее не выглядящего на свои одиннадцать Лёшки, на котором она висела словно на вешалке. Рукава были закатаны, а штанины собирались гармошкой на войлочных домашних тапочках.
Мать редко выбрасывала вещи. Периодически наводя в шкафу порядок, она – перебирая ненужное по Витькиному мнению тряпьё – говорила: «Нечего хорошими вещами разбрасываться. Ты-то в этой пижаме всего ничего спал, сразу вымахал, как на дрожжах. А вот женишься, народите деток, и уже на пижамку не надо будет тратиться».
«Вот и пригодилась», – Вик невесело усмехнулся и затушил бычок в переполненной пепельнице.
Лёшка молча мялся на пороге, не решаясь войти. Наконец, переборов то ли робость перед сильно повзрослевшим, изменившимся братом, то ли страх потревожить его, решился спросить. Правда, его тихий неуверенный голос всё равно немного дрожал.
– Вить. Витя. Ты спишь?
– Чего тебе? – недовольно пробормотал Вик и потёр воспалённые глаза. – Иди спать.
Но Лёшка, вместо того, чтобы послушаться и уйти, шагнул в комнату и осторожно прикрыл за собой дверь. Не обращая внимания на ворчание, забрался на кровать и, привалившись к твёрдому боку, накрыл ладонью колючую щёку, с отросшей за день щетиной, поворачивая к себе его лицо и заглядывая в глаза:
– Вить, не плачь, пожалуйста. Господь этого не любит.
– Что? – Вик судорожно сглотнул. – Ты чего несёшь, мелкий?
– Мне баба Варя сказала, когда моя мама умерла, что если я буду плакать, Бог рассердится и не возьмёт её к себе, и ей будет очень плохо. И я не стал. Теперь мама в Раю. И мама Рая тоже. Когда она умерла, я не плакал.
– Совсем не плакал?
– Ну, почти, – Лёшка смутился и взволновано зашептал Вику на ухо. – Маме Рае ведь не будет плохо, если я чуть-чуть поплакал. Правда?
– Правда, – Виктор посмотрел в горящие надеждой глаза и прижал Лёшкину голову к своей груди.
– Мама Рая очень добрая, – Лёшкин голос прозвучал немного глухо. Потом он высвободился из-под Витиной руки и, посмотрев в глаза, сказал серьёзно, даже как-то торжественно. – Господь всех хороших людей к себе забирает.
– Это тебе тоже баба Варя сказала?
– Ага, – Лёшка кивнул. Склонившись, обхватил за шею, и опять зашептал в самое ухо прерывающимся громким шёпотом, опаляя горячим дыханием щёку. – Витя, я тебя всегда буду любить и никогда не брошу.
Лёшка щекотно и влажно дышал в самое ухо, и Виктора то ли от этого, то ли от его слов вдруг пробила дрожь. Поднимаясь от заледеневших ног, она прошла холодной волной по всему телу, вставая комом в горле. В глазах защипало, и он как-то совсем по-детски шмыгнул носом. Обнял Лёшку, положив ладонь на узкую спину с выпирающими лопатками, отмечая, какой он мелкий и тощий.
– Тебя что, совсем не кормят, цуцик? – прохрипел и откашлялся, чтобы скрыть дрожь в голосе.
– Кормят. Мама Рая говорила «не в коня корм».
Вик кивнул и, вытащив из-под Лёшки край одеяла, накрыл его:
– Спи.
Он прижимал к себе худое тело, которое согревало лучше любой печки, и чувствовал себя уже не так тоскливо и одиноко. И уже не было так беспросветно и больно.
– Я приеду осенью. Вот отслужу и приеду, – тихо, едва слышно прошептал в лохматую макушку, чуть касаясь губами тёмных волос.
Примечание к части
К сожалению, продолжение не могу разместить на этом сайте.Еще раз спасибо всем, кто поддерживал меня все эти три года во время написания ЛС.
P.S. Автор наконец-то разместил ЛС в полном объеме вот тут http://archiveofourown.org/works/6821815/chapters/15572605